В дверях появилась чья-то фигура. Седовласый пожилой мужчина неуверенно кашлянул, привлекая мое внимание.
– Ваше сиятельство, – пробормотал он. – Могу я войти?
Я повернул голову, окидывая вошедшего недружелюбным взглядом.
– Сколько раз говорить тебе, Реньяр, что меня нужно называть «милорд», – сказал я. – Неужели так сложно запомнить?
Ваше сиятельство – так обращались к моему отцу, старому графу Бенедетти. Я слышал это постоянно вокруг себя, с самого рождения. Отец был истинным хозяином замка и держал всех в ежовых рукавицах. А вот мне было далеко до него. Поэтому я не мог, не имел права присваивать себе это имя, хотя слуги никак не могли привыкнуть к моему требованию. Точнее, слуга по имени Реньяр, потому что практически всех остальных слуг я разогнал. Толку от них особо не было, а глаза мозолили постоянно.
– Я принес вам кофе, милорд, – робко доложил Реньяр.
– Что же ты там стоишь? – я нахмурился еще больше. – Ждешь, пока остынет? Неси сюда скорее!
Кофе и табак – единственное, что осталось хорошим в этом замке после смерти отца. И ещё Реньяр. Он служил еще при моем отце и не был так навязчив, как другие. Мужчина осторожно поставил фамильную чашку на каминный столик, и я, оставив вино, сразу взял кофе и стал пить, жмурясь от удовольствия.
– Вы сегодня опять не ужинали, милорд, – снова осторожно заговорил Реньяр. – Прикажете подать сюда?
– Нет уж, не надо, – усмехнулся я. – То, что готовит Фосса, можно сразу отправлять свиньям.
– Милорд, – укоризненно повторил Реньяр. – У мадам Фоссы были лучшие рекомендации из Рорена...
– Вот пусть и убирается обратно туда, откуда приехала.
– Милорд, осмелюсь напомнить, что вы увольняете уже четвертую повариху за эти полгода. А мадам Фосса...
– Не хочу больше ничего про нее слышать, – перебил я. – Она хотела меня отравить. Она уже собрала свои вещи?
– Да, милорд.
– Проследите, чтобы она покинула замок до рассвета.
– Как прикажете, милорд.
Я продолжил пить кофе, но Реньяр не уходил. Он неуверенно мялся возле меня, и я спросил:
– Ну, что такое?
– Вам передали прошение, – неуверенно пробормотал он. – Виконт Эгарт Вилль просит вашего помилования...
– Нет, – резко оставил его я. – Никакого помилования! Этот человек совершил крупное хищение, и он останется в подземелье замка. Всё понятно?
– Да, милорд, – пробормотал Реньяр. Он неуверенно помялся, но под моим строгим взглядом поник и быстро вышел. Я откинулся на спинку кресла.
Да, меня называли безжалостным монстром. Удивительно, но я заслужил это прозвище уже после смерти отца. Старый граф держал всех в страхе, все контролировал и имел насчет всего свое особое мнение, но его уважали и с ним мало кто осмеливался спорить. До последних дней он оставался таким. Впрочем, он всегда был полон сил, и если бы не то неудачное падение с лестницы летом, возможно, он был бы жив и сейчас. Падение сильно сказалось на нем, и он угас буквально за месяц. Я ненавидел бездарных докторов, которые не смогли спасти его. Главный из них сгнил живьем в моем самом темном подземелье, но я не успокоился и не простил его. Почему-то после смерти отца многие подданные графства решили, что я буду полной противоположностью своего отца – мягким и безвольным покровителем, всепрощающим и великодушным. Что я быстро обзаведусь женой, детьми и не стану вмешиваться в ничьи дела за пределами Далеанорского замка. Но их надежды не оправдались. Разобравшись в делах отца, я понял, что даже его строгости было недостаточно, что он попустительствовал многим вещам, которые опасно было пускать на самотек. Отец обладал некоей формой дальнозоркости в делах – видел все далеко вокруг него, правильно оценивал перспективы каждого начатого дела, но совершенно не замечал того, что происходило под самым его носом. Даже сколотившаяся банда разбойников в наших лесах ускользнула от его внимания. Мне пришлось занять жесткую позицию и наводить порядки всеми возможными методами, включая аресты. Как хозяин Далеанорского замка, я имел на это право, правда, с дальнейшим информированием о моих действиях короля. Обозленные поданные сразу присвоили мне множество обидных прозвищ, кляня за мою строгость и неумолимость, но мне было все равно – главное, чтобы они продолжали бояться меня и подчинялись моим решениям.
Я прочистил трубку и набил ее свежим корнеольским табаком. Это был особый табак, высочайшего сорта. Его привозили специальными рейсами из Алрении – крупного государства на востоке, отделенного от нас широкой полосой Южного океана. Я разжег трубку и закурил, вдыхая горьковато-сладкий дым. Эх, отправиться бы в длительное путешествие! Я уже давно подумывал об этом. Повидать другие страны, полюбоваться густыми лесами Лондиконы, проскакать на коне по широким равнинам плоских Шонгелерских гор, полюбоваться красотой Северного моря, подышать свежим морским воздухом... А может, даже нанять корабль и пересечь Южный океан, далее можно поплыть к восточным епархиям, познакомиться с их культурой, посмотреть на кофейные плантации Алрении, взобраться на Северный Пик, который также называют Пик Нота, посетить сказочную Юманию с ее потрясающими ландшафтами и даже навестить колдунов на их таинственном Мысе... Говорят, они умеют летать, если, конечно, дошедшие до нас истории правдивы. Уверен, кругосветный круиз на собственном трехмачтовом корабле скрасит мое добровольное одиночество.