Наши жилища окружал восхитительный небольшой сад с бассейном в центре. Сами они состояли из нескольких спален, номинальной гостевой, украшенной изысканными резными колоннами в виде лотоса, и ванной комнаты с каменной плитой — человек становился на эту плиту, а слуги в это время обливали его водой. Мебель была простой, но изящной — кровати с кожаными пружинами, ящики, красивые плетёные корзины, служившие для хранения белья и одежды, немного стульев, несколько небольших столиков. Обстановка имелась только в наших комнатах, прочая часть здания пустовала. Само же здание оказалось очень большим, с бесчисленными комнатами и проходами и несколькими пустыми дворами; часть его была вырезана из скалы, под которой оно, очевидно, стояло. Эти задние комнаты, вероятно, использовались в качестве хранилищ: маленькие, без окон, и выглядевшие довольно жутко в тусклом свете захваченных нами с собой ламп.
Стены многих больших залов щедро украшали сцены в старинном стиле, изображавшие давно прошедшие сражения и давно умерших сановников, как мужчин, так и женщин. Надписи, сопровождавшие эти картины, были выполнены иероглифическим письмом, знакомым нам по прошлым исследованиям мероитических останков. Рамзес сразу объявил о своем намерении их скопировать — «чтобы привезти дяде Уолтеру». Я всецело поддержала эту мысль: таким образом Рамзес оказывался занят делом и не мог озорничать.
Единственные окна были расположены высоко под крышей, вроде клерестории[102]. Внутренних дверей не было; тканые драпировки и циновки создавали слабую иллюзию уединения.
Особенно тяжёлая портьера закрывала одну из стен в приёмной. Эмерсон ненавязчиво отстранял меня от неё, когда мы исследовали наше жилище (ибо он всегда находился рядом), но в один прекрасный день, после того, как мы детально изучили всё остальное, я воспротивилась попытке отвести меня в сад.
— Я не хочу идти в сад, я хочу пройти через эту дверь — думаю, она окажется за портьерами. Там что — яма, полная ядовитых змей, или замаскированный львиный ров, что ты так решительно настроен мне мешать?
Эмерсон усмехнулся.
— Приятно слышать, что к тебе вернулась прежняя своенравность, моя дорогая. Раз решила — значит, всеми средствами двигаться вперёд! Тебе не понравится то, что ты увидишь, но думаю, что теперь у тебя хватит сил, чтобы справиться с этим.
Он вежливо раздвинул шторы, и я шагнула сквозь них в коридор, стены которого были расписаны сценами битв. Эмерсон следовал за мной. Я прошла по всему длинному коридору к, казалось бы, глухой стене. Слева проход расширялся; после нескольких поворотов и изломов я внезапно оказалась в прихожей, освещённой рядом узких окон, расположенных высоко под балками потолка, и очутилась перед колонной мужчин, застывших в напряжённом внимании. Они, наверное, слышали стук моих сандалий, пока я приближалась, потому что я была уверена, что они не могли стоять в такой неудобной позе всё время.
Моему взору предстала группа красивых мужчин, все довольно молодые, и любой — по крайней мере шести футов высотой. В дополнение к обычному килту каждый воин имел широкий кожаный пояс, поддерживавший кинжал достаточной длины, чтобы назвать его коротким мечом, и щит, чья вершина напоминала готическую арку. Одни держали огромные железные копья и носили своего рода шлемы, выделанные из кожи и плотно прилегающие к головам. Другие были вооружены луками и колчанами, которые щетинились стрелами; их головы были покрыты только узкой полоской плетёной травы с одним-единственным малиновым пером на затылке. Когда я присмотрелась более внимательно, то увидела, что, хотя щиты и были одинаковы по форме, но некоторые покрыты буровато-палевыми шкурами, а другие — у лучников — раскрашены белыми пятнами на красно-коричневом фоне. Держа щиты перед собой, мужчины построили живую стену через всю комнату от одной стороны до другой. И не шелохнулись, когда я подошла к ним. Волей-неволей я остановилась, когда мои глаза оказались на расстоянии дюйма от хорошо сформированного подбородка молодого человека — очевидно, командира. Он продолжал смотреть прямо перед собой.
Я повернулась к Эмерсону, который наблюдал за происходящим, явно развлекаясь.
— Скажи им, чтоб дали мне пройти! — воскликнула я.
— Используй свой зонтик, — предложил Эмерсон. — Я сомневаюсь, что они когда-либо сталкивались с таким страшным оружием, как он.
— Отлично знаешь, что я не взяла его с собой, — рявкнула я. — Что это значит? Мы что, заключённые?
Эмерсон посерьёзнел.
— Ситуация не так проста, Пибоди. Я посчитал, что лучше тебе увидеть всё своими глазами, ибо ты бы настояла на своём в любом случае. Пойдём и поговорим об этом.
Я позволила ему взять меня за руку и повести обратно по коридору.
— Очень умно сооружён, — заметил Эмерсон. — Повороты прохода создают секретность для обитателей и облегчают защиту от атакующих. Это заставляет подозревать, что господствующие классы не полностью удовлетворены лояльностью своих подданных.
— Мне не нужны предположения, выводы и догадки, — сказала я. — Я хочу услышать факты. Как долго ещё ты намерен скрывать их от меня, Эмерсон?
— Идём в сад, Пибоди.
Мы обогнули группку маленьких слуг, отчищавших пол в приёмной песком и водой, и уселись на резной скамейке рядом с бассейном. Лилии и лотос цветущим ковром покрывали его поверхность; листья гигантского лотоса, некоторые — добрых три фута в диаметре, лежали на воде, будто резные нефритовые блюда. Мягкий бриз шептал в ветвях тамариска и персеи[103], которые отбрасывали тень на скамью, а птичий хор создавал некий музыкальный контрапункт[104]. Птицы летали повсюду — воробьи, удоды и множество созданий с блестящими перьями, чьё название я не могла определить. Сад по праву мог называться Зерзура — место маленьких птиц.
— Просто чудесно, правда? — Эмерсон вынул трубку из сумки, висевшей на поясе халата и игравшей роль замены для карманов. Накануне он выкурил весь остававшийся у него табак, но, видимо, даже пустая трубка была лучше, чем ничего. — Некоторые люди могли бы подумать, что им посчастливилось провести остаток своей жизни в таком мире и спокойствии.
— Некоторые, — повторила я.
— Но не ты? Можешь не отвечать, моя дорогая; мы, как всегда, находимся в полном согласии. Не волнуйся: когда решим уйти, то найдем способ выполнить это решение. Я не хотел предпринимать что бы то ни было, пока ты не придёшь в себя. Возможно, нам придётся сражаться за возможность покинуть это место, Пибоди. Я надеюсь, что до этого не дойдёт; но в случае необходимости ты нужна мне рядом, с зонтиком наперевес.
Какая женщина получала более трогательную дань уважения и признательности от супруга? В безмолвной гордости я смотрела на него взглядом, переполненным чувствами.
— Высморкайся, Пибоди, — сказал Эмерсон, предлагая мне невероятно грязную тряпку, которая когда-то была чистым носовым платком.
— Спасибо, возьму свой. — Из кармана собственной сумки я вытащила один из квадратиков ткани, нарезанной по моему приказу для замены утраченных настоящих платков.
— Нам никогда не приходилось оказываться в таком положении, как нынешнее, Пибоди, — Эмерсон продолжал задумчиво посасывать пустую трубку. — До сего дня мы всегда были знакомы с местными обычаями, нравами и привычками людей, с которыми приходилось иметь дело. Основываясь на том малом, что видел и слышал, я разработал несколько теорий по поводу этого места; кажется, здесь наблюдается своеобразная смесь нескольких различных культурных слоёв. Первоначально, как и в североафриканском оазисе Сива[105], здесь мог царить культ бога Амона. Думаю, что некоторые из жрецов, покинувших Египет после Двадцать второй династии[106] перебрались сюда и вдохнули новую жизнь в старые традиции. После падения Мероитического царства Святая Гора стала убежищем для кушитской знати. Существует и третий слой здешних народов — коренные местные жители, которых мы видели в качестве слуг. Добавь ко всем этим факторам результаты изменений, обусловленных течением времени и веками практической изоляции — и в конечном итоге мы столкнёмся с культурой гораздо более чуждой, чем любая, известная нам. Можно выдвигать обоснованные предположения о том, что здесь происходит, но мы ужасно рискуем, если соберёмся действовать на основании подобных догадок. Ты согласна со мной?