Так мы и сделали (Рамзес пил воду, несмотря на его возражения). И теперь читателю должно быть ясно, почему карта, сопровождающая этот текст, и описание нашего маршрута преднамеренно вводят в заблуждение. Придёт день, без сомнения, когда новые изобретения позволят полностью исследовать западную пустыню, и Тайная Долина откроется для внешнего мира; но никогда этого не произойдёт потому, что проговорится кто бы то ни было из Эмерсонов.
Хотя я и призывала моего отважного супруга урвать несколько часов необходимого сна, он настаивал, что не нуждается в нём.
— Мы должны быть готовы тронуться в путь, как только Тарек придёт к нам. Мы не свободны, Пибоди, и Тарек знает это — вот почему он ждёт ночи, чтобы вывести нас. Мало того, что разочарованные союзники Настасена пылают местью, но, вероятно, существует партия, состоящая из таких, как Муртек, которые хотели бы удержать нас здесь, чтобы использовать наши разум и влияние для поднятия собственного авторитета.
— Ты прав, папа, — согласился Рамзес. — Я слышал, как Муртек спорил с Тареком — в более почтительном тоне, конечно — на ту же тему. Даже Муртек не знает, что ОНА будет с нами. Жрецы считают, что ОНА — воплощение Исиды, и не намерены ЕЁ отпускать.
Я почувствовала, что заглавные буквы Рамзеса действуют мне на нервы, но для обсуждения этого вопроса был неподходящий момент.
— Бедное дитя, — сказала я, — ей пришлось пережить ужасные дни, и боюсь, что она с трудом приспособится к новой жизни. Мы должны сделать всё от нас зависящее, чтобы помочь ей. Рамзес, ты не должен никогда упоминать, что её мать…
— Прошу тебя, мама, — с ледяным достоинством ответил Рамзес. — Я глубоко оскорблён подозрением, что у меня может возникнуть подобная мысль. Счастье м… м… — он чуть не задохнулся, но всё же сумел продолжить: — … мисс Нефрет так же важно для меня, как и моё собственное. Я г… г… готов на что угодно, чтобы добиться его.
— Прошу прощения, Рамзес. Я верю тебе. — Иначе и сказать было нельзя; его глаза сверкали яростным блеском религиозного фанатика. Я неторопливо продолжила: — Но тебе нет необходимости предпринимать что-то ещё. После возвращения Нефрет ожидают родной дом, большое состояние. Когда я думаю о радости её милого старого деда…
— Хм, — прочистил горло Эмерсон. — Рамзес, мой мальчик, почему бы тебе не пойти и не умыться как следует?
— Очевидно, это пустая трата времени, — возразил Рамзес. — Почти сразу же я вновь стану грязным. Путешествие по пустыне…
— По крайней мере, ты можешь начать его чистым, — вмешалась я. — Ты же не хочешь, чтоб ОНА — чёрт побери, я имею в виду Нефрет — увидела тебя таким неряшливым и растрёпанным?
Рамзес уже открыл рот для протеста. Но тут же закрыл его, задумался и ушёл.
— О Боже, — вздохнула я. — Не было заботы, Эмерсон. Ты видел, как Рамзес…
— Я видел, что Рамзес ушёл, как я и планировал. Я не хочу, чтобы он услышал это.
— Что, ради всего святого? Ты пугаешь меня, Эмерсон.
— Нет причин пугаться, Пибоди — во всяком случае, нам. Речь о несчастной девочке, к которой я испытываю то же нежное участие, что и Рамзес, с его бесконечным доверием.
— Не совсем тот же самый вид участия, — пробормотала я.
— Прошу прощения, Пибоди?
— Ничего. Продолжай, дорогой.
— Не думаю, что ты поняла весь смысл происшедшего, Пибоди. Вспомни невинное упоение Уиллоуби Форта чистотой своей юной невесты и определённую фразу из его письма к отцу. Вспомни ещё раз, что ты говорила бедной женщине, прежде чем она пришла в ярость. Сопоставь дату рождения Нефрет — отказ Форта от прежней жизни — безумие жены со стремлением к детоубийству — репутацию старого развратника, которой славится лорд Блэктауэр…
— О, нет, Эмерсон! — выдохнула я. — Конечно же, нет!
— Мы никогда не узнаем наверняка, — сказал Эмерсон, — и я, например, предпочёл бы не знать. Но я не отдам это чудное дитя старому мерзавцу… кем бы он ни был на самом деле. Он не годится в опекуны невинной молодой девушке. Если то, что мы подозреваем, правда, у него может хватить бесстыдства рассказать ей; и я бы лишился сна, если бы стал соучастником такой низости. Это разрушит её жизнь. Она достаточно страдала. Всё, в чём она нуждается… Но нет смысла объяснять тебе, Пибоди — ты и сама знаешь.
Мне пришлось прочистить горло, прежде чем я смогла говорить.
— Нет, Эмерсон, я не уверена. То есть — что, по твоему мнению, ей нужно?
— Ну как что — нормальный, обычный, любящий дом, конечно. Тёплая материнская забота, защита надёжного и ласкового отца, друзья её собственного возраста и интеллектуального уровня… Ах, я могу спокойно предоставить всё это тебе, моя дорогая. Я абсолютно уверен в твоей способности принять надлежащие меры.
Он, казалось, не ожидал ответа — может, это и к лучшему. Я была не в состоянии вымолвить ни звука.
* * *
Когда Тарек пришёл за нами, мы уже ждали в полной готовности. Слуги принесли всем нам халаты, как у бедуинов. Приготовления были завершены, но надо признать, что таким чистым Рамзеса я не видела никогда.
Тарек оделся как солдат, вооружившись мечом, кинжалом, луком и колчаном. Единственным знаком его ранга была узкая лента из золота, с двумя змеиными уреями на лбу. Он устало опустился в кресло.
— Луна ещё не взошла. Осталось мало времени, прежде чем вы уйдёте. Давайте поговорим вместе; сердце говорит мне, что мы не встретимся снова.
— Глупости, — отозвался Эмерсон. — Не будь таким пессимистом. Мы сдержим обещание сохранить тайну Святой Горы, но жизнь длинна и полна сюрпризов.
Тарек улыбнулся.
— Отец Проклятий говорит мудро. — Он ласково положил руку на бритую макушку Рамзеса, усевшегося рядом на полу. — Каменотёсы уже начали возводить большой пилон в честь тебя и твоих благородных родителей, мой юный друг.
— Спасибо, — сказал Рамзес. — А как же мои блокноты?
— Рамзес! — воскликнула я. — Разве можно так говорить с Его Величеством?
— Слуги принесли их, — рассмеялся Тарек. — И то, что вы оставили в комнатах. — Он сунул руку в сумку на поясе, достал книгу и протянул мне. — Я лично возвращаю это, леди, так как именно я украл её у тебя.
Я взглянула на название, улыбнулась и вернула книгу обратно.
— Это тебе, Тарек. Я легко смогу купить другую. Книги мистера Хаггарда очень популярны в Англии.
Лицо Тарека загорелось; впервые он выглядел таким молодым, каким и был на самом деле.
— Она моя? Достойный дар, великолепный дар. Она будет одним из сокровищ моего дома.
— О Господи Всемогущий, — проворчал Эмерсон. — Амелия, если ты закончила портить литературные вкусы царского дома, я хотел бы задать несколько разумных вопросов.
— Спрашивай, — сказал Тарек, аккуратно укладывая «Копи царя Соломона» в сумку.
— Теперь мы знаем, почему ты так стремился, чтобы привести нас сюда, и некоторые из приёмов, которые использовал, — начал Эмерсон. — Но почему, чёрт возьми, потребовалось совершать такие замысловатые манёвры вместо простого решения — с самого начала сказать нам правду?
Лицо Тарека застыло.
— Но разве мне бы поверили?
— Конечно! — Эмерсону хватило благородства покраснеть, взглянув на меня. — Ну… возможно, не сразу. Но ты мог бы убедить нас с течением времени…
— Время — как раз то, чего у меня не было, — сказал Тарек серьёзно. — И я тогда не знал ни тебя, ни леди так, как знаю сейчас. И пока я путешествовал в Каир, а затем в Англию, я узнал, как люди вашего цвета кожи относятся к людям моего.
Я бы отрицала это, но не могла. Стыд за мою нацию и мой народ заставил запылать щёки. Эмерсон закусил губу.
— Ты прав, — согласился он. — Что я могу сказать?
— Не надо ничего говорить. Ни в твоём сердце, ни в сердце леди нет ненависти — но мало таких, как вы.
Тарек продолжал объяснять: к тому времени, как он достиг Англии, им овладело прискорбное озлобление из-за презрения, с которым относились к нему — к тому, кто был принцем в своей собственной земле. Тем не менее он упорно, проявляя редкостные храбрость и ум, преодолевал встречавшиеся на пути препятствия, пока вдруг оказался не в состоянии доставить письмо Форта. Слуги прогнали его от дверей, а полиция пригрозила арестовать, если он вернётся в этот аристократический район.