Улыбаясь, я присоединила и свой голос. Всегда говорю: нет ничего лучше песни, чтобы воспрянуть духом.
Мы грохнули кулаками по столу, сведя их вместе, и Рамзес, заразившись всеобщим подъёмом, завопил что было мочи: «Бабах!!!»
Мы завершили арию с блеском, а затем разразились хором, в котором писклявый голос Рамзеса обеспечивал необходимую дисгармонию:
«Вперёд, друзья! Мы бороздим моря…» — и так далее, до самого конца.
Эмерсон вытер лоб и расхохотался.
— Каждый человек считает себя критиком, а, Пибоди? Но ведь не могли же мы спеть так плохо? — И указал на дверь, где стояли, уставившись на нас, два солдата с копьями наизготовку.
— Западная музыка непривычна для них, — ответила я. — Возможно, они приняли её за призыв к сражению. Мы довольно сильно шумели.
Бросая робкие взгляды, мужчины опустили копья.
— Я малость проголодался, — сказал Эмерсон. — Давай посмотрим, сможем ли мы вернуть слуг. — Он резко хлопнул в ладоши.
Потребовалось некоторое время, но в итоге слуги появились и накрыли стол. Наличие двух солдат, которые задержались, жадно глядя на еду, очевидно, тревожило прислугу, так что Эмерсон отослал обоих, резко напомнив о приказах Настасена.
— Они не кажутся полными энергии, не находишь? — спросила я, пока мужчины плелись прочь, волоча за собой копья.
— Они обречены, — спокойно ответил Эмерсон. — Если они до сих пор не нашли Тарека, то уже и не найдут. — Он вонзил крепкие белые зубы в кусок хлеба и оторвал кусок. — И это может быть…
— Эмерсон, прости меня, но ты говоришь с набитым ртом. И подаёшь Рамзесу плохой пример.
— Извини, — пробормотал Эмерсон. Он сглотнул, поморщившись. — Неудивительно, что Муртек потерял бóльшую часть своих зубов. Похоже, они мелют зерно по-старому, между двумя камнями; в этом жалком хлебе не меньше песка, чем муки. Лучше бы Форт познакомил их с современными методами производства вместо преподавания политической теории и романтической болтовни… Я хотел сказать, что с самого начала чувствовал некоторое отсутствие энтузиазма среди стражников. Они гораздо сильнее спотыкались, шатались и падали под ноги друг другу, чем если бы им просто приходилось противодействовать нам троим, да и погоня за беглецом была необычайно бестолковой.
— Да и я думала о том же самом, — подхватила я. — Мужчины, сопровождавшие Настасена в этот раз, носили кожаные шлемы и длинные копья; это должно означать (и мне следовало бы заметить раньше), что лучники, которые носят перо — люди Тарека. Он говорил нам, что не все, кто носит его знаки, преданы ему — похоже, верно и обратное. Ты случайно не заметил, какие из стражников были особенно неуклюжими?
— Нет, чёрт побери, я был слишком занят тем, что опрокидывал всех вокруг. — Эмерсон нахмурился. — Вот в чём беда с этими заговорами: они не оставляют времени для неторопливого обсуждения. Если бы Тарек дал нам знать, кому можно доверять…
Он отхватил огромный кусок хлеба. Я смотрела на маленькую женщину, наполнявшую мою чашку. Действительно ли мне послышалось бормотание, мягкое, как жужжание пчелы или мурлыканье кошки, когда упомянули имя Тарека? Без сомнения, это объявляло о её симпатиях, но я не намеревалась подвергать её угрозе, пытаясь заговорить с ней. Вполне очевидно, что и в среде реккит были шпионы. До отвращения легко подкупить более слабых, заставив их предать свой народ. Для голодающего буханка хлеба — большее сокровище, нежели вера.
— Я рада, что мы смогли развлечься, затеяв утром освежающую драку, — заметила я Эмерсону, когда мы прогуливались под руку вокруг пруда с лотосами. — Предполагаю, что возможности для упражнений, укрепляющих здоровье, в дальнейшем окажутся весьма ограниченными.
Аменит вернулась, ведя за собой новую группу маленьких слуг. Последние выглядели ещё более несчастными и подавленными, чем первая партия. Я не сомневалась, что им и их семьям угрожали невообразимыми наказаниями, если они попытаются оказать нам помощь.