Стражники действительно тащили пленника, но не Тарека. Я даже не заметила, что затаила дыхание, пока воздух не вырвался с шумом из моих лёгких. Реджи — именно он — улыбнулся мне и махнул рукой в знак приветствия Он был несколько бледен, но, казалось, невредим.
Чуть позже вошёл Настасен в сопровождении нескольких солдат и двух Верховных жрецов. Он явно не пребывал в приятном расположении духа — что для Тарека, полагаю, было хорошим предзнаменованием.
— Этот человек признался, — заявил он, указывая на Реджи. — Вы все виновны — вы пытались убить меня и украсть мою корону.
— Не верьте ему! — воскликнул Реджи. — Я…
Один из стражников, толкнув, сбил его с ног.
— Больше он мне не нужен, — продолжил Настасен. — Где мальчишка?
В скором времени вся мебель оказалась перевёрнутой, а все висящие предметы — снятыми. В самом начале Настасен вышел из себя и начал расшвыривать мебель собственными королевскими руками. Это было бы смешно, если бы я была меньше обеспокоена; в какой-то момент он перевернул большой винный кувшин, содержимое которого залило его прекрасные сандалии, а затем засунул голову внутрь, чтобы убедиться, не прячется ли там Рамзес. Наконец Песакер подошел к разъярённому принцу и начал что-то шептать ему в ухо.
Он, вероятно, знал из постоянной практики, как бороться с королевскими истериками. Конечным результатом явилось то, что Настасен взял себя в руки и зашагал прочь, чтобы возглавить поиски. Верховный жрец Амона последовал за ним. Муртек колебался, но ненадолго, прежде чем заковылять вслед за остальными.
Реджи упал на груду подушек и закрыл лицо руками.
— Простите меня, — промямлил он. — Напряжение последних часов…
Аменит подошла к нему и погладила по волосам. Он посмотрел на неё с улыбкой.
— Мне уже лучше сейчас. Но бедный маленький Рамзес… Где он? Он в безопасности?
— В большей, чем был бы в темнице Настасена, — сказал Эмерсон, потянувшись за трубкой.
— Вы уверены? Он так молод, и, возможно, попал в беду.
— Я не знаю, где он находится, если вы имеете это в виду, — ответил Эмерсон.
— Они обыскали каждый уголок, — бормотал Реджи. — Существует только одно место, где он может находиться.
— Почему бы вам не побежать и не рассказать об этом Настасену? — саркастически вопросил Эмерсон.
Реджи наградил его укоризненным взглядом и умолк.
Истина заключалась в том, что мне было не так легко, как Эмерсону в отношении Рамзеса, и я подозревала, что и ему не так легко, как он притворяется. Существовало лишь одно место — туннель, по которому Аменит привела нас увидеть мнимую Верховную жрицу. Я не видела, как она открывала люк, но Рамзес идеально выяснял вещи, которые не должен был знать. Было ли Настасену известно о тайном ходе? Если нет — скажет ли ему Аменит? У неё могли быть собственные причины для молчания — или нет. Как долго Рамзес может оставаться там в темноте, без еды и воды? И хуже того — будет ли он настолько глуп, чтобы искать другой выход из лабиринта? Зная чудовищную самоуверенность моего сына, я опасалась утвердительного ответа на этот вопрос.
Наконец звуки деятельности в задних комнатах стихли, сменившись зловещей тишиной. Я больше не могла выдержать неизвестность.
— Я собираюсь посмотреть, чем они заняты, — объявила я, убеждаясь, что мой пояс прочно пристёгнут. Не могу выдерживать эту неизвестность.
С печальной улыбкой Эмерсон взял меня за руку.
— Мне было интересно, кто первым из нас признает это.
Реджи и Аменит последовали за нами. Мы обнаружили, что поисковая группа собралась именно в той комнате, где я и опасалась. Верховный жрец Амона держал Настасена за руку и страстно в чём-то убеждал. Он замолчал, когда увидел нас.
— Не повезло? — спросил Эмерсон. И перевёл: — Везение не увенчало ваши усилия?
— Пока нет, — сказал Настасен. — Но вскоре увенчает. Я рад, что вы здесь, чтобы видеть. — Обернувшись, он указал на каменную плиту. — Это секретное место, известное лишь немногим. Я не подумал, что мальчик мог узнать о нём. Когда найду его, то спрошу, как ему это удалось.
Он нажал рёбрами обеих ладоней на мелкие углубления под краем плиты. Песакер закатил глаза и начал пенять, но поздно; плита начала подниматься и тайник перестал быть таковым — и для нас, и для глазевших стражников.
Настасен выхватил лампу у одного из мужчин и склонился над отверстием. Его голос отдавался глухим эхом: