На стене часы с большим циферблатом, в рубашке имеют право продержать не более двух часов. Для человека, которого просто скрутили, это сущий пустяк. Но когда при помощи смирительной рубашки проводят экзекуцию, то два часа растягиваются в вечность. Ты смотришь на циферблат и уверен, что часы сломались, стрелки стоят на месте и не двигаются. А рядом тюремщики-садисты смакуя твои мучения, травят похабные анекдоты.
- Единственное спасение для тебя, это обосраться прямо в штаны, - советуют садисты, демонстрируя показное сочувствие. – Тогда досрочно избавишься от рубахи.
Но ты терпишь, крепишься из последних сил, а из груди твоей рвётся на волю волчий вой сквозь стиснутые до хруста зубы. Хуже если рядом ещё пару мумий лежат, страдая. Кто-то скулит жалобно, кто-то визжит как свинья на скотобойне, кто-то обгадил в штаны и тюремщики вынуждены убежать от смрада на продол. А ты должен всё это слушать и нюхать, хотя самому уже невмоготу терпеть.
Два часа под пытками это конечно целая вечность, но и они, в конце концов, заканчиваются. Вертухаи развязывают узлы, расслабляют ремни-вожжи, ты вдыхаешь полной грудью, радуясь облегчению, но вдруг проваливаешься в темноту обморока, теряя сознание. Приходишь в чувство, надышавшись нашатыря, пытаешься пошевелиться, но тело онемевшее, руки чужие и тебе не подчиняются. Продолжаешь мелко и часто дышать как пёс в жаркую погоду. Страшно хочется пить, организм обезвожен. Почти не помнишь, как добрался до камеры карцера.
- Кого привели? - спрашивают бедолаги-сидельцы, а ты хрипишь в ответ, не в силах слова выдавить в ответ.
Арестантам и без слов твоих понятна причина молчания, редко кому удаётся попасть в карцер мимо смирительной рубашки, немало тех, кого катали по многу раз за «крытку», понемногу приспособились. Когда «катают», стараются не выдыхать из лёгких воздух, набирают полную грудь и держат, не взирая, на удары тюремщиков. Уже на следующий день твоё тело становится подобно полотну художника абстракциониста, в жёлто-сине-чёрных узорах-рубцах. Особенно там, где стягивались ремни. Передавлены нервные окончания, в пальцах отсутствует чувствительность, они совершенно непослушны. Даже ложку зажать и держать не можешь, твои кисти рук превращаются в мёртвые протезы. Вставил черенок ложки в правую руку, а левой ладонью придавил, прижал пальцы к этому черенку, чтобы держали ложку. Чувствительность будет возвращаться медленно, в течение нескольких недель. Чувствительность кожи и того больше, а боль в суставах останется с тобой до конца жизни, станет напоминать при переменах погоды.
По отбытию пятнадцати суток карцера тебя отведут на третий корпус в одну из камер «голодного», «хозяин» выписал тебе шесть месяцев строгого содержания.
Строгое содержание выписывают всем прибывшим в тюрьму арестантам, таков порядок. Человека приводят в кондицию, хотя он уже испытал немало ограничений и мук, прежде чем попасть в «крытку». На зоне он раз десять подряд водворялся в карцер, полгода или год в буре помучался на минимальном пайке. А теперь вот и на «крытке» новые ограничения: фунт хлеба на день, с утра пару солёных килек и кружка кипятка, в обед черпак пустого супа-баланды под названием щи, вечером полчерпака сваренной на воде перловки. Так будут кормить в течение первого месяца. Чтобы ни о чём, кроме еды, думать не мог, измученного голодом человека проще сломать и превратить в раба.
Со второго месяца пребывания на «голодном» паёк слегка увеличивают. С утра дают чайную ложку сахара и полчерпака каши на воде. В обед к щам добавляют второе блюдо, полчерпака жиденькой кашки, а вечером уху из рыбьих внутренностей и чешуи. Настоящее богатство.