Воры, молча, внимали суждениям Максима Метлы, не спеша высказывать собственных мыслей. Больше расспрашивали о своих друзьях-приятелях, лелея надежду попасть в одну с ними зону.
- По крайней мере, к родне едете, не на чужбину, - подбадривал их Максим. – Там сотни душ воров, не дадут пропасть, помогут приземлиться.
Дня через три после прибытия Максима в Иркутскую тюрьму, интенсивность его общения с ворами начала понемногу угасать. Оно так всегда бывает, за три дня многое переговорено, а гонять из пустого в порожнее для вора не совсем солидно. В ход пошли традиционные развлечения воров, играли в карты, а иногда устраивали мини-представления с участием фраеров. Фраера и сами рады были развлекаться от скуки, приколов в тюрьме хватает, как и объектов для их применения.
В одну из ночей, проснувшись по малой нужде, Максим невольно подслушал разговор Валеры Чижа с уральцами, обсуждали решение сходки. Сходок разных много случается, их решения являются главной темой воров при встречах, иного способа передать их не существует, даже малявы требуется комментировать. Однако Максим почувствовал, не было сомнений в том, что речь идёт именно о Ростовской сходке. Остался лежать, несмотря на переполненный мочевой пузырь, решил послушать. Паша Медун тоже не спал, не храпел и не сопел, тихо лежал рядом. «Хитрый волчара, – подумал о нём Максим без осуждения. – Будет отмалчиваться по поводу решения Ростовских отступников, пока моё мнение не узнает. Слишком уж тема щекотлива, можно и попасть, не угадав реальной расстановки сил». Минут десять Максим терпел, ожидая, что кто-нибудь ещё, кроме Чижа, раскроется в своих симпатиях к Ростовским реформаторам, проявит свои предпочтения. Но уральцы лишь слушали, сами ничего не говорили, а для Чижа, как для истинного кавказца, собеседники не нужны, важнее иметь благодарных слушателей. Валера набирал обороты, восторгаясь своевременной и жизненно необходимой мудростью воров, организовавших прошлогоднюю сходку в городе Ростове, которую теперь именовали не иначе как всесоюзной. Гордился тем, что очень многие близкие его друзья приняли непосредственное участие в судьбоносной сходке и сокрушался потом, что лично не повезло быть там, сидел под следствием в тюрьме. Ухватив самую суть монолога, Максим отправился пробираться к бочке-параше. Заметив его, Чиж умолк, смутившись. Но тут же опомнился, продолжил излагать свои доводы, чтобы его молчание не выглядело испугом. Правда, теперь его речь была не столь откровенной, говорил, напуская во фразы тумана, постепенно уползая на другую, менее щекотливую тему.
- Это вы про ту сходку, что в городе Ростове случилась прошлым годом? – решил уточнить Максим, вернувшись.
- Ага, - подтвердил один из уральцев, имя которого Максим уже не помнил спустя двадцать два года после той памятной встречи в транзитной камере тюрьмы Иркутска. Валера Чиж насторожился, глаза беспокойно забегали.
- А ты, Валера, значит, не принимал в этом сходняке непосредственного участия?
- Нет, я сидел в Тбилисской тюрьме.
- А своё «добро» на эту сходку ты кому-либо передавал? – был следующий вопрос Метлы, заставивший Чижа озадачиться. Тот явно не понимал, про что вообще у него спрашивают.
Максим вынужден был пояснять:
- Когда сходка, как ты говоришь, всесоюзного значения, когда на ней собираются менять основы воровских принципов, тогда голос каждого вора должен быть учтён. Если чалишься в Тбилисской тюрьме, свой голос должен доверить кому-либо из друзей, они от твоего имени скажут «Да» или «Нет». Никого нельзя обезличить, это подлость. Сходка будет неполномочна, а решения незаконны.
- Я же не могу не доверять решению воров, - попытался было возразить Чиж.
- Суки тоже воры, только теперь бывшие, - парировал ему Максим. – А в Ростове не одного, тысячу воров обезличили, Валера. Принялись за их спиною законы менять. Но честные воры этого всё равно не признают, закон сходки: «Один против – решения нет». А здесь сотни, тысячи против. Приедешь на Колыму, там всё увидишь.
Максим говорил неспешно, но чётко, стараясь расставлять акценты. Его слова звучали жёстко и доходчиво, подобно приговору. Чиж был не согласен, пытался возражать, защищая многих своих друзей, как и их позиции. Но выглядело это неуклюже, совсем неубедительно, лишь раззадорил Метлу. Максим давно мечтал найти жертву, сопричастную к Ростовской сходке, она сама угодила в его пасть, он почувствовал запах крови. Он не вправе никого жалеть, теперь не тот случай. Он предпочитал быть хищником.