- Ну, давай, Валера, выслушаем тебя, - обратился Максим к заметно поникшему Чижу.
- Признаю, что в Ростове допустили обезличку по отношению ко многим братьям ворам, - промолвил тот едва слышно. Явно не хотел, чтобы фраера слышали его позорное признание. – Обязаны были от всех добро получить.
- Мне, Валера, не за ростовскую сходку хотелось тебя спросить, про то, что они косяк упороли, мы и без тебя знаем. Мне хочется, чтобы ты собственную вину признал. Ты же их решения прилюдно пропагандировал.
Чиж не ожидал, что Максим Метла поставит вопрос о его персональной виновности. Прекрасно понимал возможные для себя последствия от такого признания вины. Именно потому решил закусить удила, ничего другого ему не оставалось при таком раскладе.
- Считаешь меня виновным, тогда заявляй сходку и делай предъяву, как положено по закону, - ответил Валера Чиж, прекрасно понимая, что в транзитной камере, в присутствии посторонних, процедура воровской сходки будет не легитимной. Понимал это и сам Максим.
- Уважаю за находчивость, - усмехнулся он, хотя на самом деле было совсем не весело. – Паша Медун от моего имени заявит сходку по прибытию на место. Если, конечно, он согласен с высказанными мною претензиями.
Паша Медун был вынужден поддержать Максима, обещал заявить сходку по прибытию на Колыму или даже в порт Ванино, если обстановка позволит и воры соберутся для осуществления полновесной процедуры. На этом тема были исчерпана, но отношения сильно подпортились, превратившись в официоз. Медуна, похоже, тоже насторожила принципиальность Максима Метлы, стал менее откровенен в общении. Благо недолго им суждено было вместе сидеть на Иркутской тюрьме, совсем скоро новые знакомые Метлы отправились в сторону Хабаровска.
Максим умел просчитывать собственные шаги на несколько ходов вперёд, понимал, какие последствия его ожидают от наезда на Чижа. Впоследствии не раз сожалел, что не получилось довести дело до логического конца и поставить точку. Нажил себе недругов, о его наезде на Валеру Чижа в транзитной камере Иркутска вскоре стало известно во всех концах Советского Союза, в том числе и на Кавказе. Пустил волну, сам того желал, вот только волною той никого не накрыло. Так и не узнал он о том, как исполнил взятые на себя обязательства Пашка Медун. Поначалу ждал новостей из Колымы, интересовался людьми оттуда прибывшими. Потом закрутило, понесло, появилось немало иных забот.
Сейчас, по прошествии двух десятков лет, он даже лиц не помнил тех воров, с кем тогда коротал время в транзитке Иркутского централа. Никогда не слышал о дальнейшей судьбе тех уральцев, потому, напрочь забыл их имена. Возможно, их зажевал и проглотил суровый, безжалостный колымский край. Об этом можно лишь догадываться. Но сам случай запомнился и сохранился в памяти Максима. Он был самым первым случаем, вызвавшим резонансную реакцию в воровском мире. Этот случай много где обсуждали, он вызвал немало дискуссий и споров. На этой почве стали возникать серьёзные конфликты и разногласия. Много кто последовали примеру Максима Метлы, но и Ростовские реформаторы сложа руки не сидели.
С каждым годом ворам становилось всё труднее ставить на место сторонников ростовских реформаторов, число которых заметно росло. А затем начались совсем уж невероятные процессы, массовый уход законников из воровской семьи. Вместо них опустевшую нишу стали занимать «пиковые» жулики, выдавая себя за истинных воров в законе. Настоящих законников остались единицы на весь Советский Союз, да и те были подвергнуты жесточайшим репрессиям, находились в изоляции от основной массы арестантов.
Многие ошибочно полагают, что жулик и вор это одно и то же. Так преподносят это реформаторы-извращенцы от криминала. Но на деле каждое слово и определение несёт смысловую нагрузку, имеет конкретное обозначение: жулик – от слова жульничать, обманывать. Это присуще аферистам-прохвостам, но не ворам. Мало кому из истинных законников повезло пережить сучьи войны и хрущёвские реформы с его «прожарками». До середины семидесятых годов дожили единицы: Паша Зуй, Вася Бриллиант, Вася Бузулуцкий, Платон, Виктор Киевский, Витя Малина, Гиви Колымский, Айкас, Коля Чахотка, Славка Рыжий, Цапля и очень немногие другие, кто доживают свой век, оставаясь в чистоте по отношению к воровскому закону.
Сотни других воров приняли условия Хрущёва: «Свобода в обмен на полное отречение». А те, кто был на воле, тихонечко и без объявок «закатались в вату», спрятались по норам. Устроились на фабрики и заводы, заделались старателями на Колыме, приняв гражданство и паспорта. Не то, чтобы совсем завязали, понемногу продолжали воровать, но уже не на профессиональном уровне, по пути на работу и с работы, без фанатизма. Если повезёт, будет прибавка к зарплате. В общем обычный фраерской образ жизни со всеми вытекающими последствиями.