Тюремное время однообразно, вязко и тягуче. Дни похожи друг на друга как две капли воды, памяти зацепиться не за что. Вот почему когда год проходит, человек удивляется, кажется, что год пролетел незаметно, все дни слились воедино сплошной серой тенью.
Хуже всего в тюрьме это выходные дни. В выходные дни не приходят письма и газеты с журналами. Почти никакого движения. Газеты с журналами для зэка большое подспорье и не важно, что все они пропитаны идеологической пропагандой. Зэки стали читать много и всё подряд, чего в годы молодости Максима практически не встречалось. Нынче, правда, в этом плане намного больше возможностей предоставлено. Выписывай любую прессу по каталогу, пользуйся библиотекой.
***
Максим часто вспоминал о своём прибытии в эту тюрьму, такое, если и захочешь, вряд ли забудешь. Швырнул тапкам в дежурного офицера во время шмона, в полуподвальных помещениях административного корпуса в ответ на его оскорбительные замечания и намёки. И хоть вор бросал свой тапок, без намерения попасть в цель, по закону жанра тапок угодил прямо в мясистый нос майора, спровоцировав тем самым активные действия со стороны изуверов-шмонщиков. Словно цепные псы, «опричники» набросились на вора, однако избивать остереглись, чтобы не спровоцировать кипишь со стороны прибывших этапом зэков. Уволокли свою жертву в тайный подвал административного корпуса, уже там пинали в узком проходе, завалив Максима на влажный пол. Больше мешали друг другу из-за того, что каждому хотелось отличиться. Когда выдохлись, вспомнили про смирительную рубашку, то было самое первое знакомство вора с местной пыткой. Первое самое мучительное, из-за отсутствия опыта и того, что закатывали в рубашку вора самые умелые специалисты, мастера пыточных дел.
Вор плевать хотел на боль, которую умел терпеть за счёт злобы и ненависти к мучителям. Труднее пережить состояние унизительной беспомощности, когда ты запеленован, словно младенец грудничок и с тобой могут сделать всё, что только захотят. К концу пыток он почувствовал радость, услышав шаги мучителей, а затем и лязг дверных запоров. Ничего уже не хотел, кроме избавления от проклятой рубахи из брезента. Когда расслабили узлы ремней, потерял сознание, хватанув полные лёгкие воздуха. Привели в чувство хлопками по щекам. Лежал, не понимая причины своей отключки. Заметил, что пальцы рук ему не послушны, поверхность кожи утратила чувствительность. Садисты не торопят, знают, что жертве понадобится время прийти в себя после экзекуции, тащить на себе вора радости мало. Какое-то время совещаются и созваниваются с начальником оперчасти, после чего заволакивают Максима в ближайшую из камер подвала. Там двухъярусная шконка в ржавчине и вмурованный в стену маленький столик, больше ничего. Ни водопровода, ни канализации, по нужде можешь сходить в банку из-под томатной пасты. Кружку воды дадут до обеда. Там нальют ещё, тяни до ужина, раньше не получишь.
Максиму Метле много где доводилось бывать в своей жизни, видел много худшие места, куда его определяли на верную погибель. Но и этот мерзкий подвал его удивил, не ожидал подобного увидеть, тем более что Сталинско-Хрущёвские эксперименты давно прекращены.
Обезвоженный пыткою организм требует воды, пол-литровая кружка не спасает от жажды. Дышать по-прежнему тяжело, в груди слышны ужасные хрипы и голос временно исчез, сказать ничего не выходит. Невыносимо болят суставы рук и вывернутые лопатки. Передавлены нервные окончания и сухожилия. А впридачу очень холодно. При обыске у Максима изъяли всю одежду, а тюремную выдать не успели. Не к кому обратиться и потребовать, в подвале тихо как в склепе, такую тишину именуют «звенящей». Лишь изредка упавшие капли воды разбавляют тишину звонким хлопком, от которого по продолу пролетает эхо.
Первым делом вор начал разрабатывать лёгкие, делая очень глубокие вдохи, от которых слегка кружилась голова. Надеялся, что влажный воздух поможет избавиться от невыносимой жажды, неважно, что воздух затхлый, с плесневелым смрадом. Затем принялся массировать онемевшие кисти рук, но из этого ничего не получилось, пальцы по-прежнему отказывались слушаться. С каждым новым часом ему становилось всё холоднее и холоднее, Максиму пришлось разминаться, приседать и прыгать. Лишь перед обедом появился какой-то вертухай, но дверь камеры не открывал.