Максиму стало весело от причитаний грузина. Понимал, что сон уже не вернётся, да и холодно было очень. Минут десть прошло, наверное, когда в камере Тамаза послышался храп. «Вот абрек, всех разбудил, а сам угомонился» - Метла принялся прохаживаться из конца в конец камеры, чтобы согреться. Пять шагов от окна до двери и обратно. Приседать и отжиматься ему не хотелось, решил экономить силы. Точного времени он не знал, но в пять утра объявят подъём в киче, начнут пристёгивать к стене нары-лежаки. К шести утра баландёры принесут хлеб и кипяток. В такой холод кипяток очень кстати, бедолаги его глотают, не замечая ожогов. Согревшись кипятком, можно будет попытаться уснуть, хотя бы сидя на вмурованном пеньке-табуретке. «Если грузин и в самом деле упился браги, скоро у него начнётся отходняк и страдания»
Максим Метла лично не был знаком с вором Тамазом, хотя имя это было на слуху лет пять уже, если не больше. Не сказать, что юнец, уже за тридцатку лет перевалило. На воле не вельможничал, в отличие от многих своих земляков жуликов, а промышлял квартирными кражами. Тамаза знали в России, о нём хорошо отзывались многие «законники». Балагур и весельчак от природы, но при этом отчаянно дерзкий до самопожертвования. Знает вор себе цену, а потому не нуждается в лишних очках за счёт наигранности и показной вельможности. Не демонстрирует собственного превосходства над окружающими, за что и уважаем арестантами. Именно такие характеристики приходилось слышать Максиму, когда речь заходила о Тамазе. Притом, не от одного человека, а от многих.
Тамаз умел организовать людей и брал ответственность за многие решения. Однажды сломал нос главному куму в зоне, за то, что тот нелестно отозвался о грузинах, назвав их барыжными душонками. За это и получил довеском пять лет с отбытием срока в строгой тюрьме. Вот только, находясь среди своих соплеменников, Тамаз становился таким же, как и они, пиковым жуликом, придерживаясь общей линии поведения, не позволяя себе инициативы. Так уж принято в республиках Закавказья, всё решают аксакалы, а молодёжь относится с почтением к принятым старшими решениям. Не спорят, и редко когда отстаивают собственную позицию. Таков уж общий менталитет кавказцев и с этим нужно смириться, невзирая на то, что подобное отношение к аксакалам сказывается на принципах воровского закона, искажая их. На сходках молодёжь ждёт, что скажут аксакалы и горячо поддерживают их решения, даже если имеют собственное мнение. Хотя и здесь случаются исключения из общих правил, хоть и не очень часто.
Верна поговорка: «Голь на выдумку хитра», тюремная братия чего только не изобретает, к чему только не приспосабливается. В условиях камеры умудряются выхаживать брагу и даже гнать настоящий самогон. Дрожжи делают из плесневелого, почти загнившего ржаного хлеба. Собирают сахар, добавляют конфет из тюремного магазина, повидло всё то, в чём присутствует сахар. Брагу замешивают в алюминиевом бачке объёмом в двадцать литров, которые есть в каждой камере, в эти бачки набирают слегка подкрашенный кипяток, который в тюрьмах именуют чаем. Отбродившую брагу не всегда перегоняют в самогон, слишком уж хлопотно и дополнительные риски. Большого труда стоит дождаться, чтобы брага отгуляла и полностью созрела. Мало того, что два раза в день проверка заходит, так ещё и шмоны устраиваются, их невозможно угадать, налетают нежданчиком. Чаще всего зэки пьют брагу живьём, какой бы противной она не была. По составу почти компост. Такая же она и по вкусу: плесень и гниль с добавлением спирта. Естественно, что к такому напитку организм грузина был совсем не приспособлен, Тамаз получил серьёзное отравление, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Его выворачивало наизнанку, голова раскалывалась в висках и затылке. Впридачу началась кофеиновая ломка от отсутствия чифира, который Тамаз пил литрами, благо, в тюрьме чай можно было купить без особых проблем и в любом количестве. Вертухаям было плевать на страдания грузина, в пять утра пристегнули к стене нару-щит, как и всем остальным отбывающим карцер. Сидя на пеньке кемарить и страдать неудобно, на сырой цементный пол не приляжешь, очень холодно. Вот и мучился бедолага грузин, кряхтя и стеная за стенкой, до самого ужина. А в ужин, баландёр из хозобслуги, забросил к нему через форточку-кормушку пакет с подогревом от пиковых жуликов: грамм двести чая, шесть пачек сигарет, спички и две пачки махорки. Для карцера это настоящее богатство, пришлось вертухаям взятку дать, чтобы позволили баландёру беспрепятственно пронести «грев» в кичу.
Тамаз оживился, сразу же сварил себе полкружки ядрёного чифира, пожертвовав для этого половинкой вафельного полотенца, которым до этого обматывал свою стриженую голову. Чифир заварил быстро, благо, в ужин дали кипяток, оставалось лишь подогреть его, довести до кипения. Пока чифир настаивался, грузин успел выкурить сигарету, а затем скрутил ещё и самокрутку, чтобы выкурить её сразу после употребления чифира. Взбодрившись чифиром и утолив никотиновый голод, Тамаз почувствовал облегчение, перестало мутить и отпустили головные боли. Теперь можно было и с Максимом Метлой пообщаться, постучал в стену соседу, вызывая того на разговор. Для общения им пришлось откачать воду в своих унитазах, чтобы можно было слышать друг друга через канализационный стояк.