- Бред какой-то, – вырвалось у Буратино, после прочтения малявы. – Никто из этих при мне не были в малолетке. Я их не знаю.
- Но ты же освободился по амнистии, - напомнил Славику Мишка Осип.
- Освободился, и что с того? У нас срок тогда был всего два года, из них почти год под следствием. В зону пришли, как раз амнистия для баб, ветеранов и малолеток. С моим сроком как не уйти, это же не условно-досрочное освобождение, а амнистия.
Славик в недоумении глядел в угрюмые лица сокамерников, те смущались встречаться с ним взглядом, словно признавали свою неправоту.
- Вы что и в самом деле верите в эту кумовскую прокладку? – вспылил Буратино.
- Малява пришла по воровской дороге, Слава, так что не нужно здесь оскорблять.
- Да мне без разницы, по каким дорогам фуфло ходит. Я, должен верить фуфлу, а не самому себе, что ли?
- Малява к нам в хату пришла с сопроводиловкой от воров, - промолвил суровым голосом Осип, глядя на оппонента исподлобья.
- И что, это предполагает доказательство моей вины? – почти закричал
Буратино. – Я говорю вам, что это кумовское фуфло и прислали его вам не воры, а холуи кумовские.
Славик едва успел закончить фразу, как получил мощный удар кулаком прямо в переносицу, ноги мгновенно подкосились. Находясь уже на полу, вдруг осознал, что сморозил глупость, дал повод недругам своим для расправы. Несдержанность и эмоции оказали ему недобрую услугу, получилось, что оскорбил воров в законе, притом прилюдно. Били Буратино всей камерой, и остервенело, как последнего негодяя. Если бы его не спасли вертухаи надзиратели, наверняка остался бы калекой. Они вовремя ворвались в камеру, разогнали всех по боксам-отстойникам, а самого пострадавшего сопроводили в медчасть, не столько ему помощь оказать, сколько для медицинского освидетельствования. Сделать из Буратино потерпевшего и тогда ему конец. Станет пожизненным изгоем. Так рассуждали тюремные опера, но Славик, вовремя, поняв, в чём дело, со скандалом отказался не только от освидетельствования, но и от помощи медиков. В конце концов, майор Комаров распорядился водворить Буратино в карцер, а следом и Мишку Осипа, определив того как зачинщика драки. Остальных участников наказали лишением права закупки продуктов питания в тюремном магазине.
В карцере Буратино испытал намного худшие страдания, чем избиение. Все интересовались: кого и за что привели? Осип отвечал, что попал в карцер из-за негодяя Буратино, который оказался матёрым козлом ещё по малолетке.
- Теперь вот мне срок могут добавить, все кости козлу переломали, - комментировал Мишка ситуацию.
Славик дар речи потерял, услышав о себе такие речи. Мелькнула было мысль расстаться с жизнью, чтобы не испытывать душевных мук и не слышать такой беспардонной лжи. Буратино слушал долгие и подробные объяснения Осипа, однако сам в полемику не вступал, понимая, что ему уже никто не поверит. Тем более что Осип основной упор делал на выпады Буратино в адрес воров в законе, дела по малолетке шли довеском.
«Кто живёт, придерживаясь арестантских понятий, сами должны потребовать от Осипа доказательств, - успокаивал себя Славик. – А кому доказательства не нужны, перед тем и оправдываться будет бессмысленно».
Оправдываться и спорить в подобной ситуации бессмысленно. Можно только усугубить своё положение. Нет смысла доказывать тому, кто заслужил того, чтобы его зарезали. Уже находясь в карцере, на холодную голову, Славик Буратино начал трезво оценивать сложившуюся ситуацию, осознав все допущенные просчёты и ошибки. Ругал себя за чрезмерную самоуверенность и несдержанность в выражениях. Но с другой стороны, стало понятно, что его судьба была заранее предрешена. «Меня хотели сожрать, требовался лишь повод, неважно, какой именно повод. Сокамерники явно были настроены на расправу, но не на выяснения. Приговор мне был оформлен заочно, благо с исполнителями в этой тюрьме проблем нет. Сам Осип на подобное вряд ли отважился бы, он лишь марионетка в чужих руках. А теперь, даже если за малолетку смогу оправдаться, выпада против воров мне ни за что не простят. Как обычно извернут и представят всё в чёрном цвете. Сделают меня ярым врагом и ненавистником воров в законе. Никто из сокамерников в мою пользу не скажет, они теперь общей подлостью повязаны. Десять против одного таков получается расклад в плане свидетельства. Одна надежда на Иваныча, но захочет ли он помочь мне?»