— Бред какой-то. Такого не бывает. Это что-то слишком фантастическое, знаешь. Типа… Ещё скажи, что духовная энергия способна влиять на пространство и время. Бред, бред, бред. Чушь какая-то. Ничего больше, — новая доза наркотических веществ сильно подняла настроение Эдила. Потому он с радостью снова вступил в игривую беседу, где активно размышлял и задавал любые вопросы.
— Хах… — усмехнулся Писарь. — Ну ты же сам сейчас всё видел. Что за странные размышления? Ты будто пытаешься отрицать реальность. Уверяю, в этом нет никакого смысла.
— Да, но… Так же нельзя. Это запрещено. Нечестно так. Давай ка без этого. Ну серьёзно.
— Ну уже нет, — улыбался маг, будто общаясь не с врагом, которого должен был убить, а с другом, с которым у него проходила товарищеская дуэль. — Я же должен как-то нивелировать разницу в наших физических показателях.
Вдруг… Глаза Мерлина неожиданно широко раскрылись, а зрачки в них задрожали. Он почувствовал странный духовный поток прямо под собой, под тем самым кораблем, на котором он стоял.
«Это ещё что? Новое существо?»
«Так у Джонатана… Есть маунт? Это проблема…»
«Хотя…» — вдруг на лице Мерлина растянулась легкая улыбка. Он быстро осознал реальность и понял, о чем вообще идет речь, понял, кто там сражается. Вспомнил, кем был Мурамаса. Именно странность сражения, в котором почти ничего ещё не произошло, позволила Писарю, который в этот момент ощутил увеличение духовной энергии товарища, подумать:
«Нет… Это не проблема…»
«Мурамаса хороший человек. Мало заинтересованный в большинстве вещей, но хороший и добрый. И для него человеческая жизнь и вправду много значит. Возможно даже больше, чем его драгоценные клинки…» — воин, стиль боя которого скорее описывал его как мага, был очень хорошего мнения о человеке, которого не так давно назвал другом. И суждения его, рожденные из теплых чувств, и вправду были верны. Рожденный в не самом обычном государстве Мурамаса и вправду ценил жизнь. Конечно это было не то же самое, что чувствовали воины Сибаира. Однако и эти эмоции были удивительно искренними.
«Но… Если кто-то в битве с ним решает наплевать на её священность, он меняется. Меняется полностью. В его глазах появляется то самое… Та самая готовность убить врага…»
«И это хорошо. Лишь так он превращается из кузнеца в воина. Лишь так он готов сражаться в полную силу. Ведь лишь в битве на смерть возможно показать всего себя…»
Мурамаса правда не очень любил сражаться. Ему это было попросту неинтересно. Всё-таки он был Великим кузнецом, а не мечником. Он видел себя в создании оружия, но не в его пользовании. Однако даже у такого человека, в какой-то степени далекого от битв, были вещи, за которые он был способен убить. И честь воина, честь самурая, которым он всё равно был, делала жизнь одной из тех самых вещей.
— Но двое на одного всё равно не честно! — прокричал Мерлин, а корабль, на котором он стоял, тут же отреагировал, словно на приказ своего владыки.
Крупные пушки, которые были частью его борта, сместились, направившись прямо на коня Джонатана, стоявшего внизу, начав накапливать в себе плотную духовную энергию, придавая ей форму сферы. И лишь приготовления были завершены, как духовные технологии тут же превратили шар в энергетический луч, что через секунду попал и окутал вражеского коня.
Это произошло мгновенно, скорость этого луча и вправду была поражающей. Показатель скорости атаки явно превосходил даже скорость лучей самого Мерлина.
А лишь духовный поток, будто превратившийся в цветочные лепестки, опал, как на землю упал труп коня, тело которого будто покрылось угольками. И было это абсолютно неудивительно, ведь мощь потока была невероятна.
***
Конь врага упал на землю, а в этот же миг взгляд красного воина обратился к небу, пав прямо на корабль, который застыл там, словно это было абсолютно нормально и естественно.
Он быстро осознал ситуацию, понял кто и что сделал, потому не смог промолчать, сказав:
— Мерлин, спасибо за помощь! Дальше я сам!
***
— Хорошо, — с улыбкой ответил ему Писарь. Возможно этот ответ услышан и не был, но чувства были понятны и так. Но вот после улыбка его вновь пропала, сменившись воинственностью и серьёзностью.