После месяца напряжённой работы во время небольшого перерыва мы сидели на поваленном дереве близ ристалища, я пила живительную влагу, вкус которой казался сладчайшим нектаром, который мне только доводилось употреблять.
- Признаюсь честно, не ожидал такой прыти от неженки из Рилгарда.
- С чего ты взял, что я неженка?
- Вас там холят и лелеют, девочки-волшебницы ходят группками. В Рилгарде не существует травли, так как классы обучения нестабильны и постоянно перемешиваются. Преподаватели готовы часами нянчиться с вами, с пеной у рта объясняя ложные принципы магии.
Эти слова открыли внутри меня колодец из злобы, боли и отчаяния, поэтому я ответила гораздо резче, чем ожидала сама:
- Ты прав, я никогда не была одна. Рядом был Ванир и больше никого. Меня травили детишки богатеев, в том числе с помощью магии, за то, что я позорю школу – а я даже им ответить не могла. А ты представляешь, какого это, чувствовать две злости: свою и звериную? Беспомощность была моим кредо, так что я рада тому, что больше такой не буду. Никогда.
- Разве твой Ванир не мог тебя защитить? На него, насколько я понял, магия не действует, а когтями он орудует довольно неплохо. И почему две злости?
- Не мог. Если бы он это сделал – нас бы разделили, таким было условие совместного пребывания в Рилгарде: он никому не мог причинить вреда. А две злости потому, что я делю эмоции с ним.
- В смысле? Ты чувствуешь то же, что и он? Давно это у вас?
- Да. Сколько я себя помню.
- А сколько ты себя помнишь?
- Лет с шести, может чуть раньше. Мы прожили дома всего несколько месяцев после того воспоминания, потом за нами прибыли из Рилгарда.
- В шесть лет? Обычно забирают с десяти.
- Знаю. Тем позорнее выглядела в глазах других моя бездарность.
- А как ты отличаешь свои эмоции от его?
- Никак. Прошло довольно много времени, прежде чем я научилась понимать чья эмоция наполняет душу. Каждый раз мне приходится анализировать происходящее и головой понимать какие эмоции я должна испытывать, а какие нет.
- То есть ты, как бы это сказать, чувствуешь головой?
- Хаха, получается, что так. Это не казалось странным, пока ты не произнес вслух.
- А где ты его нашла?
- А вот это как раз из разряда «до шести лет». До этого времени я ничего не помню. Лучше расскажи, что ты имел ввиду, говоря о ложных принципах магии?
- Хм, всё-таки не пропустила мимо ушей. Что ж, история за историю. В Рилгарде основной упор делается на магию стихий – но тебе не кажется, что это как-то не правильно? Ты ни разу не видела другую магию, не вписывающуюся в их стандарты?
- В отдельном от нас крыле держали Ансерхеймов – магов-защитников.
- Хорошо. К какой стихии они относятся?
- Не знаю, к воздуху? Я создавала щит между Ваниром и гончими из плотного воздуха.
- Нет, их магия совсем иного рода. Их способность работать щитом изначально распространяется только на них самих, в зависимости от врождённой силы они способны расширить свою магию на других, но только если выпьют хотя бы каплю чужой крови. Но если защитить три человека – щит будет очень плотным, если двадцать – станет тоньше и некоторые заклинания смогут его преодолеть. Если ансерхейм слаб, то он и себя прикрыть полностью не сможет. Но история знала необычайно сильных волшебников, способных укрыть от магии целую армию. Но никто не замечал за ними способностей к левитации или поджиганию других предметов, максимум целительную магию, но ей, насколько ты знаешь, может обладать любой. Так как же их дар вписывается в теорию стихий?
- Никак. Неужели магии стихий не существует?
- Существует, но ей владеют только элементалы.
- Элементалы? Ты шутишь? Это детская сказка.
- Нет, это не сказка. Один из них помог мне сбежать из Рилгарда.
- И где же он сейчас?
- Мёртв. Он спас меня ценой собственной жизни.
- Сочувствую.
Глубокая боль и скорбь отразилась на его лице, но он вздохнул и продолжил:
- Он был невероятно сильным магом огня. Мощь элементалов безгранична, он мог испепелить всю школу по щелчку пальца, но кроме меня никому не показывал своего дара.