- А это правда, что они оборотни?
- Да. Они рождаются либо в племени людей, либо в племени зверя, а потом сами выбирают тот облик, в котором будут жить. Он родился среди людей и мог обращаться в чёрного волка с огненной гривой. Зрелище то еще, поверь, я в первый раз чуть в штаны не наложил, когда он превратился
Но есть еще и полукровки, рождённые от смертных, к ним дар оборотня не переходит, а магия очень слаба. Мне кажется, Рилгард ищет элементалов, чтобы уничтожить, поэтому и обучает магии стихий, чтобы выявить их
- Хорошо, но если не стихия, что тогда определяет магию человека?
- Воля, характер, поведение. Магия – это отражение твоего мировосприятия. Она поддаётся тебе, если подходит, и не подчиняется, если противоречит твоей натуре. Ты можешь пользоваться магией разных стихий, если они тебе подходит, а можешь стать целителем. Можешь стать воином, если в твоём характере убивать – магия подчинится тебе. А мера твоего контроля зависит от твоего самообладания – чем ты сосредоточеннее, чем лучше понимаешь, чего хочешь, чем лучше знаешь себя, тем сильнее твоя магия. Да, тело не сможет сразу переносить высокие нагрузки, если твой разум тверд и способен призвать сильную магию, но его можно укреплять, тренировать, как надо укреплять и тренировать свой разум и душу.
- А элементалы тоже могут выбирать?
- Нет. Ни они, ни ансерхеймы – у них дар от рождения. Слышал, есть и другие типы волшебников с врождённым даром, но я не знаю точно, что из этого правда, а что выдумка.
- Получается я элементал-полукровка
- почему ты так решила?
- Моя магия принимает форму воздушной стихии. Когда гончие загнали нас в угол, я растворилась в стихии, видела её глазами, создала барьер из сжатого воздуха между ними и Ваниром, а потом заперла их в бесконечном лабиринте, заставив преследовать наши запахи.
- Хм, умно. Но один эпизод использования магии еще ничего о тебе не говорит, возможно, просто эта магия тебе подходит. Ты хотела защитить дракона, а не убить гончих, я прав? Если бы хотела убить – кто знает, может ты спалила бы их к чертям? В любом случае, тебе надо тренировать не только навыки обращения с оружием, но и затачивать своё магическое мастерство.
- Мне нужен посредник, Рилгардскую розу я где-то потеряла.
- Это хорошо. Посредник должен что-то значить для тебя, что-то личное. В этом случае магией будет легче управлять.
- Я думала посредник – это просто безделушка, наделённая силой верховной волшебницей.
- Так отчасти и есть. Но если ты найдешь нечто, с чем будет связано что-то, имеющее важное значение – магия сквозь него будет идти легче, а нагрузка на тело снизится. Может потому ты и не могла дать отпор хулиганам – посредник ничего для тебя не значил. Для остальных это знак принадлежности к величайшей школе магии, а для тебя – знак позора.
- Может быть.
- Что ж, мы достаточно прохлаждались. Пошли, посмотрим получится ли из тебя лучник.
- Неужели сенсей говорит, что я дошла до того момента, когда удержание оружия перестало быть из разряда невозможного? – сказала я с улыбкой.
- Лук не меч, думаю, у тебя хватит сил.
И да, он был прав, сил хватило. Правда недалеко и совсем не в мишень. Несколько стрел мы так и не нашли, как сказал Аз: «только ты могла потерять их там, где их потерять не возможно». И Ванир смеялся, этот засранец, судя по всему, испытывал то же наслаждение при виде моих промахов, как я при виде его неспособности отразить удары Азреля. Что ж, вполне заслужила такое отношение, оказывается, мы с дракончиком сильно похожи характерами. И оба не собираемся сдаваться.
- Еще раз. Ухвати левой рукой лук вот так. Да не тут, выше! – резким движением передвинул кисть выше по направлению нижнего плеча лука к рукояти. – Локоть так не задирай, руку ближе к щеке, как ты будешь прицеливаться?
Всё это я слышала уже миллион раз, но проследить сразу за всем было просто невозможно.
- За всем проследить можно, просто ты плохо стараешься!
Стоп. Я же не произносила вслух ни одного слова. Я ослабила тетиву, опустила лук и посмотрела в его сторону.
Мой взгляд встретил ярко-зелёные глаза, которые улыбались, лёгкая ухмылка тронула его губы. В этот мот показалось, что он стоит передо мной настоящий: ни тени страха, зато океан сарказма, безупречная выучка и высокомерие, с которым он пытался бороться. Вся его поза говорила о том, что он не привык нянчиться с такими, как я, что вокруг всегда были только самые лучшие и самые сильные, а он был на вершине их иерархии - надменный, избалованный, озлобленный. Что же с ним случилось?