Что же я натворила.
Я села на кровать и стала ковырять уже и без того ободранные от тренировок руки – грызть себя в снаружи было не так больно, как внутри, а бездействовать – ещё более невыносимо, руки сами стремились к тому, чтобы хоть что-то делать. И я заметила чешуйки на подстилке Ванира, которые были настолько чёрными, что, казалось, поглощали скудные остатки комнатного освещения.
Сама не понимая, что делаю, опустилась на колени и стала их собирать, одну за другой, всего их было пятнадцать. Без питания они более не походили на непроницаемые листы металла, а стали мягкими, гибкими и податливыми. Я начала выкладывать из них на кровати сначала символы, потом пыталась их построить домиком, и не останавливалась, пока не собрала цветок с тринадцатью лепестками. Рисунок звёздочек так совершенно совпадал между собой, что казалось, будто эти чешуйки были созданы для того, чтобы образовать эту форму.
Я резко подскочила на ноги и стала осматривать комнату – стало как будто жизненно необходимо найти что-то, что поможет мне соединить эти чешуйки навсегда. Под кроватью я нашла коробку с ниткой, иглой и ножницами. Нитка была слишком толстой, игла, вероятнее всего, не пройдёт через чешую, не смотря на ее мягкость. Оставалось только попытаться ножницами сделать правильные надрезы, чтобы чешуйки могли зацепиться друг за друга, а потом их нужно как-то обработать. Интуиция подсказывала мне, что можно попробовать подержать конструкцию над пламенем, вдруг она снова станет жёсткой? Ванир дракон, а драконы должны дышать огнём, а значит, огонь должен закалять их броню.
И я принялась делать надрезы. Сначала попробовала сделать их на лишних чешуйках, однако дело оказалось не простым: поверхность слишком гибкая, она отчаянно не хотела поддаваться режущей поверхности, изгибалась, проскальзывала между пластин ножниц, пришлось сначала процарапывать нужную линию, а потом аккуратно надрезать, выжимая из трясущихся от перенапряжения пальцев остатки силы.
Первую чешуйку я испортила, на второй надрез получился не ровным. Но его нужно было закончить, надо лишь унять трясущиеся руки. Поэтому я сделала то, что делала, когда нужно было успокоиться или отбросить прочь эмоции Ванира – закрыла глаза, выровняла дыхание и стала повторять про себя последние слова матери перед расставанием: «Нима, помни, ничто не способно тебя сломать, кроме уверенности в том, что ты одинока». Если эти слова и не несли огромного смысла, то ее нежный голос, наполнявший в этот момент душу, успокаивал меня и придавал сил.
Когда руки и сердце успокоились, я принялась делать надрезы на тех чешуйках, что составляли нужный мне рисунок. Когда я стала соединять их вместе, то поняла, что по краям чешуйки можно изогнуть даже рукой, поэтому соединяя их вместе, я старалась придать им форму живого лепестка. Провозившись несколько часов, хотя был чувство, что прошло от силы минут тридцать, я осмотрела свою работу: моей руке лежала маленькая чёрная роза которая легко умещалась на трёх пальцах и была невесомой, казалось, что ее легко может сдуть любым порывом ветра.
Цветок был совершенен. Несмотря на отсутствие абсолютной идентичности формы чешуек – он был симметричен и казался созданным самой природой, а не руками человека, тем более такой неумехи, как я. И пока я любовалась выполненной работой, раздался стук в дверь.
- Это твой дом. Разве тебе надо стучать, чтобы войти и прочесть мне очередную лекцию о моей глупости и беспомощности?
- Можно войти?
Его голос был тихим и неуверенным, он что-то надломил во мне, заставил забеспокоиться, от злости не осталось и следа.
- Можно.
Он зашел, на несколько секунд потоптался у двери и прошел в комнату. Подойдя к кровати увидел на ней разодранные чешуйки, а потом и сам цветок в моих руках.
- Так вот чем ты занималась всё это время, необычно выглядит. Можно?
- Нет. Его ещё надо обжечь, до этого момента, боюсь, сама держу его со всей осторожностью, какая только во мне есть.
- Понял. Ты извини, я такого наговорил.
- Ты был прав. Но это не даёт тебе повода решать за меня что делать.
- Извини. Просто прошло уже столько времени… В общем, я не привык, что здесь есть кто-то кроме меня. И пока был один – разучился общаться. Да и никогда мне это легко не давалось. Мне проще сделать и забыть, чем подумать и сказать. И ты уже здесь около месяца, а наше общение ограничивается тренировками, мы толком ничего не знаем друг о друге, это не правильно.