— Нас не так много, — сказала она, когда официантка подкатывала к столику тележку. — Сахар, сливки?
— Один кусочек, пожалуйста, и капельку сливок… Как печально, что вас мало, — проговорил он, любуясь грациозным движением руки девушки, когда она опускала сахар ему в чай.
— Откуда у математика забота о поэзии?
— Я не совсем это имел в виду. Просто мне жаль вас, при таком ограниченном выборе трудно найти себе настоящего мужчину. Выберешься за город с каким-нибудь длинноволосым поэтом, который тут же забудет о тебе и начнет декламировать стихи чахлому лютику.
— Гражданин, ты насквозь атавистичен, — проговорила она с пафосом, после чего понизила голос. — Но мне близки примитивные эмоции. Моя специальность — романтическая поэзия восемнадцатого столетия… Ты слышал когда-нибудь о том, что до Голода существовал культ осеменителей, называемых «влюбленными», и что величайшим среди них был поэт лорд Байрон?
— Надо будет почитать.
— Смотри, как бы мамочка не застала тебя за этим чтением.
— Не застанет. Она погибла. Случайно выпала из окна.
— О, прости. Мне судьба благоволила. Правда, у меня приемные родители, но они живы, и я у них — единственный свет в окошке. Мои настоящие родители погибли при взрыве ракеты… Но меня очень удивило, что ты так мало знаешь о моей категории. Один из ваших великих математиков, тоже М-5, если не ошибаюсь, писал стихи, к которым я лично равнодушна, но некоторые интеллектуалы от них без ума. Ты слышал что-нибудь о Файрватере-1, человеке, который сконструировал Папу?
Халдан посмотрел на нее с недоумением.
— Детка, ты хочешь сказать, что Файрватер-1 писал какие-то там… стишки?
— Тут нечему удивляться, Халдан. Уж лучше складывать стишки, чем раскладывать распутниц.
Вот теперь он был действительно потрясен, шокирован и обрадован. Ему было не совсем ясно значение слова «распутниц», но тут он мог выбирать на свое усмотрение, а главное — он впервые слышал, чтобы женщина сказала что-то стоящее. Более того, впервые в жизни ему довелось услышать вне дома терпимости, чтобы женщина-специалист с такой внешностью блистала остроумием.
Эта девушка была квадратным корнем из минус единицы.
— Ну нет, я имею полное право удивляться, — Халдан попытался скрыть свое замешательство под маской изумления от свалившейся на него новости. Математика Файрватера — это как раз то, чем я занимаюсь еще со времен начальной школы. И сюда я приехал только затем, чтобы в музее напротив осмотреть модель лазерного двигателя его конструкции. Я знаю, что у него был самый изобретательный — кроме, разумеется, нас с вами — ум в мире, однако ни один из моих профессоров, наставников или знакомых студентов, никто, даже мой отец, словом не обмолвились об его стихах! До сих пор я считал, что являюсь величайшим и непревзойденным авторитетом во всем, что касается Файрватера-1. Твои слова для меня — гром среди ясного неба.
— Я уверена, что никто не собирался скрывать от тебя этого. Возможно, твои профессора просто ничего не знали. А может быть, они стыдятся упоминать об этом, и в данном случае, думаю, они правы.
— Почему?
— Твой кумир был выдающимся математиком и неплохим теологом, но скверным поэтом.
— Хиликс, ты очаровательная девушка. Не сомневаюсь, что ты разбираешься в поэзии, но Файрватер в любой области был мастером. Я не смог бы отличить анапест от антрекота, однако все, что написал Файрватер, должно быть прекрасно!
— Можно оценить целое по частям, — предложила Хиликс. — У меня отличная память, и я могу прочитать тебе фрагмент его стихотворения, все, что я помню. Мне его читал один старик, когда я была еще маленькой. Это скорее занимательная байка, чем настоящие стихи.
— Прочитай мне их, — попросил он, горя от нетерпения.
— Название почти такое же длинное, как и само стихотворение, — сказала она. — «Размышление с высот, дополненное». Вот послушай:
Она поморщилась.
— Он обожал такие нелепые парадоксы, как «распятый сжатым временем» или «смерть как дар». Совершенная бессмыслица.
Халдан задумался.