— А я-то тебе кто был?
Элеонора всё и всегда понимает, хотя иногда виртуозно прикидывается табуреткой.
— Ты? — Она пожала плечами. — Ты был милым. Как плюшевый зайка, которого под дождем бросили. Пытался слезть со скамейки, а нифига не получалось. Аж слезки наворачивались. А Юля твоя — вот ни разу не плюшевая.
В голове крутилось множество возражений, доводов, но все они бесполезны. Элеонора никогда не сможет понять, что для меня Юля. Мне бы самому в этом разобраться. Каждый раз, как встречаю ее презрительный взгляд, мне хочется уничтожить мир. Или создать новый. Сделать что-то, чтобы избавиться от этого взгляда. Он заставляет меня думать, что я сделал недостаточно, что я плохо старался, что выстроил свое счастье, забрав счастье у нее.
Не дождавшись ответа, Элеонора открыла передо мной дверь:
— Прошу, сударь. Вас ожидают другие сирые и убогие. А потом, если вам будет угодно, подберем у церкви бомжа, отмоем, откормим и выучим на брокера.
Глава 4
Крохотное помещение с желтыми потеками на стенах встретило нас монотонным бубнежом. Элеонора поморщилась — видно, от того и сбежала.
— Сколько раз, сколько раз говорила — поступи ты, получи образование, будет у тебя профессия, будешь ты независимой. Нет, ничего не надо. Петь она будет, плясать она будет… Доплясалась. Приплыли, как говорится.
Катя стояла возле закрытой двери в зал, поникшая, несчастная. Белое свадебное платье казалось серым из-за тусклого света и гнетущей атмосферы. Рядом с Катей прислонился к стене Боря. Глаза закрыты, на лбу испарина. Первый день после инъекции — всегда тяжело. Обычно он сразу ложился дома на диван, но сегодня — не обычный день. Представляю, как он будет выглядеть во время церемонии, если уже сейчас готов рухнуть на пол. А может, соберется, справится?
Жанна, сложив руки на груди, стояла у окна. Увидев меня, незаметно закатила глаза.
— А я ведь говорила, — продолжала бубнить пожилая женщина в сиреневом платье в горошек, — говорила, что вот будет тебе за тридцать, и не будет у тебя ни друзей твоих драгоценных, ни группы твоей дурацкой. С чем останешься? Вот и осталась…
Женщина сидела на одном из двух стульев. Второй занял мужчина ее возраста, в белой рубашке и отглаженных брюках.
— Добрый день, — сказал я, привлекая внимание.
Катя, вскинув голову, посмотрела на меня и улыбнулась. Боря не отреагировал. Отец Кати молча кивнул, а мать отмахнулась:
— Был бы добрый.
Я пожал плечами:
— Представляться, наверное, смысла нет. Ладно.
Подошел к Жанне, встал рядом. Элеонора от меня не отставала. На нее женщина поглядывала с особой ненавистью. Видимо, Эля уже успела рассказать о своих взглядах на проблему отцов и детей.
— По-хорошему, жениху бы гостей представлять, — низким голосом произнес отец Кати. — А он, видать, спит уже. Что, после укола сразу? Ох, Катька! Ну что за…
Катя перевела на него взгляд. Кажется, она уже на грани. Что сейчас будет? Разревется и убежит? Или велит убираться родителям? Хоть бы второе… Охотно поддержу. За год преподавания покрикивать на болтающих учеников я научился. Тут, в принципе, ситуация та же. В школе надо учиться, в ЗАГСе — радоваться. Хочешь заниматься чем-то другим — вали куда-нибудь в другое место.
— Так! — Брик рывком отлепился от стены, вскинул руки в патетическом жесте, будто дирижер оркестра. — Так, эту дрянь необходимо убрать.
Женщина перестала бубнить, мужчина оборвал фразу на полуслове. На Брика посмотрели все. Он стоял, не двигаясь, с закрытыми глазами. Но вот задрожали ресницы, поднялись веки, и цепкий, пристальный взгляд, напоминающий взгляд Юли, нашел меня:
— Дима. Мне нужен туалет.
Похоже, в этот момент мама Кати отбросила все ступени, и ракета ее ненависти устремилась в открытый космос:
— А давай прям тут, чего уж! — повысила она голос. — Хуже-то не будет.
Брик повернул голову к ней, несколько секунд молча вглядывался, и эти несколько секунд женщина молчала — о, чудо!
— Я бы, с вашего позволения, предпочел туалет. Помимо прочего, там наверняка можно вымыть руки и умыться. Дима! Пожалуйста, покажи пальцем, я сейчас с трудом ориентируюсь, а верить могу только тебе.
Я вспоминал эту манеру речи, эти жесты, этот взгляд… Но ведь все это иногда проскальзывало и у Бори. И под препаратом он нередко вел себя странно.
— Туда, — указал я в коридорчик. — Прямо и налево.
В ответ Брик показал два больших пальца, улыбнулся и вышел. Вслед ему с удивлением посмотрела Катя. Я взглянул на Жанну, но та осталась спокойной. Конечно, в школе-то она почти не общалась с Бриком. Или, вернее, с Маленьким Принцем.