- Ну, детка, - наконец сказала Динни, - как чудесно, что ты здесь! Я не ошиблась, читая между строк?
- Нет. Я к нему не вернусь, Динни.
- Никогда?
- Никогда.
- Неужели? Бедняжка!
- Мне не хочется вдаваться в подробности, но жить с ним стало просто невыносимо.
Клер помолчала, потом вдруг добавила, откинув голову:
- Совершенно невыносимо.
- Он согласился на твой отъезд? Клер покачала головой.
- Я удрала. Его не было. Дала телеграмму, а потом написала из Суэца.
Снова наступило молчание. Затем Динни стиснула ее руку и сказала:
- Я всегда этого боялась.
- Хуже всего то, что у меня нет ни гроша. Как ты думаешь, Динни, имеет смысл заняться шляпами?
- "Отечественное производство"? Сомневаюсь.
- Или, может быть, разводить собак, скажем, бультерьеров? Как ты считаешь?
- Не знаю. Мы это выясним.
- А как дела в Кондафорде?
- Ничего. Джин опять уехала к Хьюберту, но малыш - тут. Ему уже годик. Касберт Конвей Черрел. Мы, вероятно, будем звать его Каффс. Ужасно мил...
- У меня, слава богу, нет хоть этого осложнения! Некоторые вещи имеют и свои хорошие стороны.
Ее лицо стало суровым, как лица, изображенные на монетах.
- Он тебе уже писал?
- Нет, но напишет, когда поймет, что это серьезно.
- Тут замешана другая женщина?
Клер пожала плечами.
И снова рука Динни сжала руку сестры.
- Я не собираюсь трубить повсюду о своей жизни, Динни.
- А не может он из-за всего этого приехать в Англию?
- Не знаю. Если приедет, я с ним не встречусь.
- Но, детка, ты ужасно запутаешься.
- Обо мне беспокоиться нечего. А как ты жила? - И она окинула сестру критическим взглядом. - Ты все та же - с картины Боттичелли.
- Я стала настоящим скопидомом. Кроме того, я начала разводить пчел.
- Выгодно?
- Пока нет. Но на тонне меда можно заработать до семидесяти фунтов.
- Сколько же вы в этом году собрали? - Около двух центнеров.
- А лошади еще остались?
- Да, лошадей нам пока удалось сохранить. У меня план, я хочу открыть в Кондафорде пекарню. Пшеница обходится нам вдвое дороже того, что мы за нее выручаем, вот я и надумала сама молоть, выпекать и снабжать хлебом соседей. Пустить старую мельницу обойдется очень недорого, а помещение для пекарни есть. Нужно около трехсот фунтов стерлингов, чтобы начать дело. Мы уже почти решили срубить для продажи часть леса.
- Местные торговцы будут в ярости.
- Конечно.
- А это в самом деле выгодно?
- При урожае в тонну с акра - смотри справочник Уитекера - с наших тридцати акров, добавляя столько же канадской пшеницы, чтобы хлеб был хороший и легкий, мы получим по крайней мере восемьсот пятьдесят фунтов. Вычтем отсюда пятьсот - стоимость помола и выпечки. Значит, придется выпекать сто шестьдесят двухфунтовых буханок в день и продавать около пятидесяти шести тысяч буханок в год. Нам нужно будет снабжать восемьдесят хозяйств, но это только одна наша деревня, и мы давали бы им самый лучший, светлый хлеб.
- Триста пятьдесят годового дохода? - отозвалась Клер. - Сомнительно!
- Я, конечно, не уверена, - возразила Динни, - что, вычисляя всякий доход, его нужно наполовину уменьшить, потому что опыта у меня в этом деле нет, но подозреваю, что это так. И все-таки даже половина даст нам возможность постепенно расширять дело. Мы сможем тогда распахать большую часть наших лугов.
- Пожалуй, - заметила Клер. - Ну, а деревня вас поддержит?
- Я нащупывала почву, как будто поддержит.
- Тебе понадобится управляющий?
- Конечно. Это должен быть человек, который не побоится никакой работы. Если дело пойдет, у него, разумеется, будут выгодные перспективы.
- А что если... - начала Клер и нахмурилась.
- Кстати, - вдруг спросила Динни, - кто был этот молодой человек?
- Тони Крум? Он служил на чайной плантации, но владельцы свернули дело. - И она посмотрела сестре в глаза.
- Приятный?
- Да, ужасно славный. Кстати, ему тоже нужна работа.
- Она нужна по крайней мере трем миллионам молодых людей.
- Включая и меня.
- В Англии сейчас живется не слишком весело, моя дорогая...
- Пока мы плыли на пароходе, у нас, говорят, был отменен золотой стандарт или что-то в этом роде. А что это такое - золотой стандарт?
- Ну, это такая штука, которая нам нужна, когда ее нет, и которая не нужна, когда она есть...
- Понимаю.
- Беда в том, что наш экспорт, прибыль от торгового флота и проценты с капиталов, вложенных за границей, не покрывают нашего импорта, и таким образом оказывается, что мы живем не по средствам. Майкл говорит, что каждый мог это предвидеть, но мы утешали себя тем, что "завтра все наладится". А оно не наладилось. Отсюда и результаты выборов и коалиционное "национальное правительство".
- Могут они что-нибудь сделать, если останутся у власти?
- Майкл считает, что могут, но ведь он известный оптимист. Дядя Лоренс говорит, что они могут приостановить панику и утечку капитала за границу, поддерживать устойчивость фунта и покончить со спекуляцией. Но все это возможно, только если решительно перестроить экономику; на это понадобится лет двадцать, а пока - мы будем все беднеть и беднеть. К сожалению, говорит он, ни одно правительство не может помешать нам любить развлечения больше, чем работу, копить деньги для уплаты ужасных налогов и предпочитать настоящее будущему. И потом он говорит, что если мы думаем, будто люди согласятся работать так же, как они работали, чтобы спасти страну, во время войны, то это ошибка. Дело в том, что тогда Англия была едина и сражалась против внешнего врага. А теперь у нас два лагеря, мы боремся с внутренними трудностями, и у всех диаметрально противоположные взгляды на то, откуда должно прийти спасение.
- Как он думает, социалисты могут помочь?
- Нет. По его мнению, они забыли, что никто не даст им пищи, если они не в состоянии ни производить ее, ни заплатить за нее. Он считает, что коммунисты или лейбористы - сторонники свободной торговли - могут иметь успех только в стране, которая способна сама себя прокормить. Видишь, я все это изучила. И потом все постоянно твердят: "Немезида"!
- Чепуха все это! Куда мы едем, Динни?
- Ты, наверно, с удовольствием пообедаешь у Флер, а поездом в три пятьдесят уедем в Кондафорд.
Наступило молчание, во время которого каждая из сестер думала о другой, и мысли обеих были печальны. Клер чувствовала в старшей сестре ту едва уловимую перемену, которая происходит в человеке после тяжелого душевного надлома, когда он все-таки должен как-то жить дальше. А Динни думала: "Бедная девочка! Обеим нам трудно пришлось. Что она будет делать? И чем я могу ей помочь?"