Он не удивился, обнаружив пустую стоянку. Скорее он был поражён собственной глупостью. Как это он не разгадал их простой уловки: оставить огни в половине палаток, снять шкуры с остальных, обернуть копыта лошадей чем-нибудь мягким и спокойно уйти со стоянки! Когда именно это случилось?… А теперь расхлёбывай… Вдруг Уинт учует запах виски и донесёт об этом?
Мэррей закурил трубку: табак отобьет вкус выпитого виски; он надеялся, что заглушит также и запах.
Он прошёл через всю стоянку. Туман поредел, растянувшись волнистыми лёгкими прядями. Мэррей заглянул в дикарские жилища, где ещё тлели остатки костров, и с любопытством принялся рассматривать брошенный их обитателями скарб: есть что-то трогательной в местах, только что покинутых людьми. Никогда ещё Шайены не были для Мэррея такими реальными и живыми, как сейчас. Он поймал себя на том, что поднимает то одну, то другую вещь: расщепленный лук, которого уже не стоило брать с собой; маленькую куклу, сшитую из оленьей шкуры, искусно и изящно разукрашенную бусами; стоптанные мокасины; лучину для растопки…
Он представил себе и другое течение событий: пушку, осыпающую снарядами стоянку; кавалеристов, несущихся через гребень; поддавшихся слепой ярости людей, в которых стреляют, – ярости, заставляющей убивать всех и всё: лошадей, ребят, женщин. А ведь в обычное время это простые и достойные люди. Ему рассказывали о жестокой расправе над Шайенами на берегу Песчаного Ручья, после чего было специальная комиссия долго расследовала действия военных, и Мэррей по-детски радовался, что ему не придётся принимать участие в такой же бойне.
Возвращаясь в лагерь, он с удивлением заметил, что даже напевает что-то под нос.
Вот теперь он устал; хорошо бы лечь и поспать.
Поднимаясь на гребень, Мэррей встретил Уинта. Облака рассеялись, и солнечные лучи заливали лощину. Капитан Уинт, поглаживая маленькие чёрные усики, растерянно глядел на разорённые палатки.
– Сбежали, – заявил Мэррей.
– Все?
– До одного. Как им удалось добиться, чтобы не заржала ни одна лошадь, – не постигаю! Индейцы хитры, как дьяволы, когда имеют дело с лошадьми.
– Надо было ночью захватить их! – с досадой сказал Уинт.
– Чтобы нам попало за убийство женщин и детей?
– С индейцами иного выбора нет.
– Будьте добры, составьте рапорт, а я вздремну. Я плохо спал эту ночь, – сказал Мэррей.
Полковник Мизнер только что кончил завтракать и направился через плац к конюшням. Никаких сообщений от эскадронов «А» и «Б», посланных к Реке Коттер, не поступало, а они должны были уже вернуться со своими пленными. И Мизнер даже начал немного тревожиться.
Он намеревался было съездить верхом в Дарлингтон, чтобы узнать, не получил ли агент Майлс новых распоряжений от начальника управления по делам индейцев или из Вашингтона, но затем решил подождать донесений от своих офицеров. Придя в конюшню, он осмотрел лошадей и приказал седлать через час его вороную кобылку Дженни.
Возвращаясь к себе, он увидел солдата Энджелуса, въезжающего в ворота на загнанной лошади. Мизнер продолжал свой путь, скрывая нетерпение, хотя и знал, что если бы ночью произошёл бой, Мэррей послал бы ему рапорт.
Он уселся у себя на веранде и, закурив сигару, спокойно смотрел на Энджелуса, спешившего через плац. Солдаты сходились на утреннее ученье, но, понимая, что случилось что-то важное, стали собираться маленькими группами, поглядывая то на полковника, то на покрытого пылью Энджелуса.
– Донесение от капитана Уинта, сэр, – тяжело дыша, сказал Энджелус.
Мизнер взял донесение, но прежде чем прочесть его, крикнул капитану Трибоди:
– Пусть люди не слоняются по двору, капитан! Быстро прочитав донесение, он сказал Энджелусу:
– Пойди поешь и вернись сюда. Расскажешь, что произошло. Подожди… Не знаешь ли ты – сделал капитан Мэррей попытку захватить прошлой ночью индейцев или нет?
– Я не думаю, сэр.
Мизнер пошёл в канцелярию и здесь вторично перечёл донесение. В результате всё возраставшего гнева его первым побуждением было вернуть эскадроны «А» и «Б» обратно в форт и арестовать Мэррея за преступную небрежность, допущенную перед лицом врага. Но после короткого размышления он решил, что нельзя доводить это дело до военного суда – слишком много всплывёт сомнительного. Во-первых, обязан ли он был арестовать индейцев или ему просто следовало не допустить их ухода из резервации? А во-вторых, что произошло бы, если бы Мэррей решился обстрелять из пушки индейскую стоянку?
Сведения об избиениях индейцев каким-то путём неизменно попадали в газеты восточных штатов, и давление общественного мнения на Вашингтон не раз губило карьеру честолюбивых офицеров.