Именно здесь, в этом подвале, в бодрое тёплое утро ранней осени генерал Шерман прочёл рапорт полковника Мизнера. Рапорт был доставлен вместе с другими бумагами о передвижении войск в прериях. В них говорилось, что среди Апачей происходят волнения, Команчи на юге совершили два набега; пьяный индеец из племени Проколотых Носов убил белого человека, и на поимку убийцы послан кавалерийский эскадрон. Шерман с досадой покачал головой: целый кавалерийский эскадрон в погоне за одним пьяным индейцем! Майор Джемс Фредрикс доносил о шайке торговцев виски, контрабандой доставлявших его в Панхендл тысячами галлонов.
Как может армия, спрашивает он, поддерживать хоть какую-нибудь законность и порядок, если эти негодяи имеют возможность продавать свой подслащенный спирт свободно и открыто!
Всё это была какая-то сплошная путаница. К управлению прериями были причастны: армия, Индейское ведомство, министерство внутренних дел, общество квакеров, министерство юстиции в лице маршалов Соединённых Штатов, полиция штата, например – Техасская конница (Ренджеры), местная милиция и ещё, и ещё… Это ещё уходило в бесконечность.
Шерман написал гневную резолюцию, порвал её и, составив новую, более сдержанную, направил заявление Фредрикса в индейское ведомство.
Индейцы Лакоты перешли границу Канады. «Мы возьмёмся как-нибудь за Канаду и наведём там порядок», – сказал себе Шерман. Как и многие военные, генерал был того мнения, что всё это следовало осуществить сейчас же после войны между штатами, когда в распоряжении федерального правительства находились сотни тысяч закалённых солдат. Марш на север, два быстрых удара по Монреалю и Квебеку, и в результате – государство, простирающееся от Северного полюса до Рио-Гранде. Что ж, и теперь ещё не поздно сделать так, и это будет сделано.
И генерал, сидя в своём подвале, где было и тепло и прохладно, погрузился в мечты о новых походах и кампаниях, не замечая мух, которые жужжали вокруг его головы и бороды и, не смущаясь, расхаживали на негнущихся ножках по его бумагам.
«Стачка в Чикаго… отправлены два отряда для поддержания порядка…» Генерал дважды перечёл донесение. Он ненавидел забастовки; в них таилась какая-то смутная угроза, от которой закипала бессильная ярость. Невозможно бороться с ними так, как следовало бы. И даже не уловишь, какие зловещие семена для будущего они несут в себе. Ясно одно – они представляют собой угрозу, и ясно, что существуют люди, насмехающиеся над мундиром, который он носит.
Перейдя к следующему донесению, Шерман в нерешительности взглянул на стоящую под ним подпись. Он не мог припомнить, кто такой полковник Мизнер. Какой же это полк на Территории? Может быть, четвёртый? Нет, тот дальше на север. И не одиннадцатый. А может быть, всё-таки четвёртый? Генерал гордился тем, что знал почти всех своих полковников. И наконец он вспомнил, что где-то в глуши Индейской Территории действительно есть полковник Мизнер. Пощипывая бороду, он смотрел на пылинки, плясавшие в солнечном луче, коснувшемся края его стола, и пытался воскресить в своей памяти описание Оклахомы. Что там? Влажный климат? Может быть, там и шли дожди, но сейчас, наверно, засуха. Лето там сухое, длинное и сухое. Красная пыль… Он вспомнил, как ему жаловались, что красная пыль въедается в синие мундиры и что её очень трудно отстирать. Англичане во время своих кампаний в жарких и сухих странах носят серые мундиры – может быть, это практичнее: ближе к цвету пыли и лучше стирается. Где-то он читал, что белая одежда для жарких стран – самая лучшая. Кажется, Вениамин Франклин писал об этом? Но оденьте солдата в белое, и он только и будет возиться со своей одеждой… Вздор, конечно. Синий цвет – отличный цвет: чего только он не выдерживает!
Шерман стал читать дальше:
«…сообщить вам о том факте, что триста северных Шайенов недавно покинули резервацию. Этот поступок был совершен вопреки приказаниям достопочтенного Дж. Майлса, агента по делам индейцев в Дарлингтоне, который был весьма обеспокоен дерзостью этих дикарей. Поскольку мне, – говорилось далее в рапорте, – были даны инструкции поддерживать авторитет агента, я отправил два кавалерийских, эскадрона, с тем чтобы доставить этих индейцев обратно. Они идут к северу и, насколько я понимаю, намерены вернуться на свои прежние земли в районе Пыльной Реки. Человек девяносто из них вооружены и способны оказать сопротивление; если их не остановят, они, несомненно, причинят вред фермам и населению Канзаса и Небраски. Я надеюсь в ближайшие же дни донести об их задержании, а тем временем жду дальнейших распоряжений».