Но тут Реди стегнул пони, тот рванулся, и индеец повис в воздухе.
Фергюсон высунулся из фургона и погнал лошадей, заявив:
– Надо найти место для стоянки. Пора обед готовить.
В форте Уоллес оба эскадрона обросших бородами и пропыленных солдат сменили лошадей. Двигаясь по следу индейцев, они проехали половину штата Канзас с востока на запад и почти весь с севера на юг, сделав более пятисот миль. Они довели своих лошадей до полного изнурения и сами были не в лучшем состоянии.
В Уоллесе Мэррей и Уинт приняли ванну и побрились, а их люди легли, чтобы отоспаться. Мэррей изучил карту, написал донесения полковнику Мизнеру и генералу Круку, а затем напился до бесчувствия в офицерской столовой.
Так как полковник Льюис отправился со своими пехотинцами в поход против индейцев, командование принял капитан Гудолл. Он наблюдал за Мэрреем с плохо скрытым презрением, и когда Мэррей заявил, что Льюис сделал глупость, выступив так торопливо, только взгляд Уинта удержал Гудолла от ещё более оскорбительного ответа на дерзкое замечание Мэррея. Уинт сам уложил Мэррея в постель, но спустя два часа Мэррей уже разбудил его.
– Прикажите людям седлать, – сказал он. Уинт не возражал и не спорил – он понимал, что в душе Мэррея мучительная боль, которую невозможно успокоить, пока жертва не будет повержена. Мэррей, который был ещё под хмельком, пробормотал:
– Если человек продался, он продался целиком.
Солдаты оседлали запасных лошадей, и Мэррей, небрежно сидя на белой кобыле – теперь вместо рослых серых коней у них были и белые, и чалые, и гнедые, и вороные, – повел отряд из форта.
Он вел всю ночь своих людей, полусонных, злых. Утром они поспали и снова двинулись дальше.
Эскадроны искали во всех направлениях. Однажды они повстречали фермера, сообщившего им, что у него пропало двенадцать быков, и, делая круг за кругом по его земле, они обнаружили след индейцев и место, где те свежевали украденный скот. Они дошли и до ручья, где с ветки тополя свисало лассо. Рядом находилась свежезасыпанная могила.
– Раскопать! – угрюмо приказал Мэррей. Он не ожидал, что солдаты вытащат из неё тело линчеванного индейца.
– Интересно, кто это сделал? – спросил Уинт. Они опять закопали тело, и Мэррей подумал: «Ещё одним меньше! Сколько же ещё они в состоянии продержаться?»
– Мы, вероятно, уже близко от них, – сказал Уинг. Мэррей двинулся дальше, проклиная разномастных лошадей, не обладавших и наполовину выносливостью полковых серых. Их гнали без пощады и жалости. На следующий день, ещё до полудня, отряд обнаружил место, где совсем недавно находился индейский лагерь.
– Они долго отдыхали здесь, – сказал сержант Кембрен.- Костры горели несколько часов.
Уинт поднял брошенный щит из бизоньей кожи, пробитый у края пулей.
– Простреленному щиту они уже не доверяют, – пояснил он Мэррею.
В сумерки они увидели индейцев, и Мэррей бесновался и проклинал всех и всё, потому что усталые лошади не могли следовать за ускользавшими от них индейцами.
– Нам необходим отдых. Люди ещё выдержат, но вы погубите лошадей, – сказал Уинт.
И, вопреки своему желанию, Мэррей дал солдатам часовую передышку, во время которой он не переставая ходил взад и вперёд среди наступившего мрака. Уинт подошёл к нему и нерешительно положил ему руку на плечо:
– Послушайте, Мэррей… Мы немало пережили за эти недели…
– Ну и что же?-подозрительно и враждебно спросил Мэррей.
– Могу я сказать, что думаю?
– Можете, – ответил Мэррей.
– Всё это дело обычное, ведь вы служите в армии. Не важно, как это началось, почему вы поступили в академию, почему стали офицером. Главное то, что вы здесь и что это ваш служебный долг. Когда всё кончится, то мы об этом забудем и на очереди будут другие обязанности.
– Так ли?
– Но это мучает вас. Эти проклятые Шайены чем-то задевают вас за живое.
– Они на всех нас действуют, – ответил Мэррей. Он не мог бы рассказать Уинту, каково это – почувствовать себя опустошенным, утратить веру в то, чему служишь, в мундир, который носишь, и разочароваться во всём, что было дорого.
Через час он поднял людей, и они двинулись опять в ночь и мрак. Этой ночью они настигли убегающее племя и, обнажив сабли, дрались с арьергардом Шайенов.
Странная стычка в темноте кончилась ничем. Индейцы опять скрылись, а кавалеристы, соскользнув с седел, бросились на землю и, даже не разведя костров, уснули рядом с лошадьми.
Джексон, репортёр «Геральда», проехал долгий путь. Он устал, чувствовал себя одиноко, неуютно и вполне соглашался с каждым, кто выражал своё презрение или ненависть к Оклахоме. Его угнетало сознание, что он так далеко от всего, что любил: от мягкой постели, хорошего пива, интересных бесед, не похожих на те, которые ему приходилось теперь вести с миссионером-квакером и его женой, с учительницей или рабочими агентства. Правда, он забрался не так далеко, как Стенли, другой репортёр из «Геральда», который отправился в Африку на поиски доктора Ливингстона, но всё же заехал достаточно далеко. Однажды ему пришлось уже побывать на Индейской Территории, и теперь он удивлялся, как это он мог забыть о моральных и физических муках, причиненных ему шестидесятимильным переездом в дилижансе. Он сидел, откинувшись на спинку плетеного« стула, в гостиной агента Майлса в Дарлингтоне и слушал, что говорила тётушка Люси: