В добавление к поездам Крук поставил два кавалерийских эскадрона в Огаллале – географическом центре выхода. Эти эскадроны поддерживали непрерывную связь по телеграфу с Сидни и Северным Платтом и по меньшей мере с десятком железнодорожных станций, расположенных на линии. Эскадроны могли быть немедленно переброшены в любой пункт, в котором появились бы Шайены.
На северной стороне железнодорожной линии, где полоса земли, охваченная рукавами реки Платт, образует восточный выступ, пехотные части были расположены цепью, находившейся в полной боевой готовности. Днём пешие патрули просматривали во все стороны пространство почти в сто миль. Ночами их костры горели на горах и в долинах, в прериях и на песчаных холмах, точно древние сигнальные огни, предупреждавшие о появлении врага. Жители Огаллалы и Сидни присоединились к войскам, чтобы увеличить число патрулей и поддерживать костры, и намеревались участвовать в решающей битве.
С юга вести о приближении Шайенов бежали по сверкающей паутине телеграфных проводов. Люди с зелёными козырьками для защиты глаз получали сообщения и от странствующего в поисках работы батрака, и от мексиканского пастуха, и от ковбоя, и от фермера, выглядывавшего из окна, защищённого ставнями. И при сушёном свете керосиновых ламп пальцы людей с зелёными козырьками нервно выстукивали новости о битве на Дымной Горе; об индейском лагере на южном рукаве Республиканской Реки; о требухе, оставшейся на месте, где Шайены свежевали угнанный скот; о двенадцати лошадях, уведенных из ранчо; о широком следе, оставленном на мягком грунте речного русла; о столбах дыма, высоко поднявшихся в небо; о топоте копыт звездной ночью в прериях.
За этим мчавшимся куда-то индейским племенем, которое затерялось на просторах северо-западного Канзаса и юго-западной Небраски, следила вся нация: люди в Вашингтоне торопились покончить с этим неприятным делом; журналисты – встать на ту или другую сторону; путешественники – поглядеть на Шайенов, скакавших вдоль пути, по которому следовали трансконтинентальные поезда; читатели газет – узнать о самой захватывающей сенсации: об отмщении за разгром Кастера и о том, что нация наконец освобождена от воспоминаний о краснокожих, некогда называвших эту землю своей.
Мир узнал, что они перешли северную границу Канзаса и переправились через Республиканскую Реку в южной Небраске, хотя два кавалерийских эскадрона висели на их фланге. А когда Мэррей и его солдаты оторвались от них, они всё же не затерялись для других людей, одетых в синие мундиры.
Майор Торнбург телеграфировал Круку из Сидни:
«Возможна попытка Шайенов переправиться завтра через реку Платт вблизи города».
Шайены переправились в ту же ночь, но не у Сидни или у Северного Платта, где их скорее всего ожидали и где непрерывно курсировали воинские поезда. Они переправились в центре капкана, менее чем в двух милях от Огаллалы, где сторожевые костры горели на песчаных холмах подобно нити блестящих бус.
Позднее, когда Шайены проскользнули через сеть и вырвались из мышеловки Крука, историю этой переправы удалось восстановить по частям. Ночью, ведя своих пони на поводу, они подошли к реке Платт почти напротив Огаллалы. Шайены, должно быть, так близко были от города, что видели его огни, сторожевые костры и неясные очертания людей, проходящих перед ними. Они растянулись длинной узкой колонной, разбившись на группы по два-три человека; шли рядом со своими лошадьми, шёпотом успокаивая их, уговаривая и лаская.
Белый человек может понимать своего коня, но Шайен настолько сроднился с ним, что умеет передавать ему свои желания простым прикосновением руки, лаской, словом, сказанным вполголоса.
Так, маленькими группами, ведя своих лошадей по рыхлому песку, они добрались до железнодорожного полотна. Молодой солдат в воинском поезде, наслаждавшийся непрерывной, хотя и бесцельной ездой туда и сюда и мурлыкавший какой-то мотив, вдруг умолк и заявил, что ему почудилось конское ржанье. Позднее об этом вспомнили, но в ту минуту, как ни напрягали слух другие солдаты, они ничего не услышали. У одного из сторожевых костров тревожно залаял пес, но пес лает и на койота. Позднее припомнили и этот лай. Кроме того, остались отпечатки ног, также свидетельствовавшие о чём-то.
Должно быть, индейцы провели своих лошадей через железнодорожное полотно с таким же мастерством, с каким цирковой эквилибрист идёт по туго натянутой проволоке. Оставленный ими глубокий след свидетельствовал о медленности их продвижения между сторожевыми огнями. Солдаты слышали лай койота, но, вероятно, это индейцы перекликались между собой. Кое-где в песке остались углубления, указывавшие на то, что Шайены лежали здесь, с бесконечным терпением выжидая удобной минуты. Собака, видимо почуявшая их, отошла не больше чем на двадцать ярдов от костра и на следующий день была найдена задушенной. Воин-индеец, должно быть, лежал здесь рядом с ещё тёплым телом собаки и слушал, как люди у костра кричали: «Билли, Билли! Куда ты запропастился! – И добавляли сердито: – Вот глупая собака! Теперь до утра не найдет дороги обратно!» А утром труп удушенной собаки также прибавил кое-что к рассказу.