Кривой Нос не принимал участия в том бою; у него на то были серьёзные причины. За несколько дней до этого он нарушил табу на употребление пищи, приготовленной с помощью металлических предметов. Кривой Нос узнал о том, что поданное блюдо было нарезано стальным ножом, уже после трапезы. Это табу было связано с его священным головным убором, обеспечивавшим ему безопасность в бою, и Кривой Нос не мог пренебречь столь серьёзным нарушением. Поэтому он сразу отправился поститься и не намеревался принимать участие в сражении, так как его пост должен был продолжаться не менее четырёх дней. Однако соплеменники жаждали видеть его на поле боя, ибо его присутствие всегда вселяло в них дополнительную силу, а в этот раз, несмотря на явное превосходство сил, удача не сопутствовала индейцам. Кривой Нос отказывался несколько раз, предупреждая друзей, что участие в той битве будет стоить ему жизни. Но на второй день сражения он согласиться после долгих уговоров вступить в битву (несмотря на то, что начатый пост ещё не завершился). В первой же атаке он был смертельно ранен.
Чёрный Бык вспоминал, что Кривой Нос отступил вместе с другими участниками боя и, находясь уже на далёком от солдат расстоянии, поднял обе руки вверх. «Он сидел ровно, будто ничто не беспокоило его, но вдруг воскликнул: “Пуля попала в меня. Я умираю!” После этого он упал с коня. Никто не заметил во время боя, как его ранило. Потом мы увидели на его спине несколько пулевых отверстий. Очевидно, это случилось, когда мы уже повернулись, чтобы ехать обратно, но были ещё близко к неприятелю. Кривой Нос скончался на следующий день. Мы отвезли его подальше от того места, так как не хотели, чтобы враги прознали, где будет покоиться тело Кривого Носа.»
Шайены запомнили этот день как Бой-Когда-Погиб-Кривой-Нос. В историю белых американцев это битва записана как Сражение Бичера (в память о погибшем там лейтенанте Бичере).
Когда индейцы отступили, к осаждённому отряду пограничников подошла помощь. Авангард армейской колонны обнаружил нескольких индейцев, погребённых на помостах. Один из покойников был одет в «головной убор из оленьей кожи, чудесно расшитый бисером и украшенный отполированным бизоньим рогом в налобной части, длинный шлейф, увешанный орлиными перьями, тянулся вдоль спины». Исходя из того, что Шайены традиционно хоронили своих людей в пещерах, а не на помостах, можно сделать предположение, что этот убитый воин не был Кривым Носом. Кроме того, многие индейцы утверждали, что тело Кривого Носа было оставлено в укромном месте; солдаты же обнаружили сразу несколько захоронений на открытом пространстве, что не согласуется со словами Шайенов. Однако головной убор с бизоньим рогом на лбу и длинным шлейфом был слишком редким явлением. Если бы какой-то другой обладатель столь удивительного убора погиб в битве Бичера, то ни Лакоты, ни Шайены не умолчали бы об этом.
Поздней осенью 1868 Шайены под предводительством Чёрного Котла собрались на реке Уашита в сорока милях от Антилоповых Гор.
На рассвете 27 ноября около этого стойбища зазвучал полковой оркестр, и лавина кавалеристов хлынула на деревню Шайенов. Это была Седьмая Кавалерия подполковника Кастера. Приказ, полученный Кастером от генерала Шеридана, был точен: «Продвинуться на юг в направлении Антилоповых Гор, оттуда к реке Уашита – предполагаемому зимнему местопребыванию враждебных племён; уничтожить их селения и лошадей, расстрелять или повесить всех воинов и привести с собой всех женщин и детей». Дабы поднять боевой дух полка, Кастер велел своему оркестру играть бодрую мелодийку под названием «Гарри Оуэн». По звуки лёгкой музыки солдаты, следуя приказу, разгромили становище Шайенов. Несмотря на внезапность атаки, индейцы оказали солдатам отчаянное сопротивление. Рассказывая о сражении на Уашите, Кастер вспоминал некоторые детали: «Ведя свой эскадрон через рощу на нижней оконечности деревни, майор Бентин увидел индейского мальчика лет четырнадцати; он мчался верхом на лошади к нашим солдатам, намереваясь прорваться сквозь их ряды. Этот мальчик скакал прямо на майора, вызывая его на бой… Майор делал ему мирные знаки, но мальчуган не принял дружеское предложение сдаться. Он считал себя воином, сыном воина, а потому выбрал военную тропу. Держа перед собой револьвер, мальчик направил его на майора, который всё ещё продолжал считать его просто мальчишкой, а не опасным противником. К счастью, первые выпущенные пули не коснулись майора, но по мере приближения маленького дикаря к майору вероятность промаха становилась всё меньше и меньше. Третья пуля пробила шею коня, на котором ехал майор Бентин, и едва не угодила майору в плечо. Теперь офицер просто вынужден был выстрелить в ответ, дабы защититься. И всё же он был восхищён отвагой юного воина.» Вполне понятно, что Кастер указывал не на жестокость своих людей, а на благородное поведение своих офицеров, которые, напав на спящую деревню, убивали индейцев исключительно «в целях самообороны». Хотя крайне трудно поверить в то, что у кавалериста было время на то, чтобы проявлять лучшие стороны своей натуры при стремительном приближении воинственно настроенного дикаря. И всё-таки, несмотря на это «благородство», тот же самый Бентин подал на Кастера рапорт, обвиняя его в чрезмерном жестокосердии на поле боя не только по отношении индейцев, но и собственных солдат. Так, например, Кастер послал отряд майора Эллиота в погоню за отступавшими Шайенами и не удосужился направить подмогу, когда этот отряд попал в засаду совсем рядом с разгромленной деревней. Оказалось, что в нескольких милях от лагеря Шайенов стояли большие деревни Кайовов и Арапахов, о которых Кастер ничего не знал. Как только до них долетела весть об атаке кавалеристов, индейцы стали готовиться к бою, полагая, что солдаты двинутся дальше к ним. Однако Кастер удовлетворился малой победой и поспешил покинуть поле боя, перестреляв несколько сот лошадей, чтобы лишить дикарей возможности нанести ответный удар.