В Баку не было тех настроений, которые имели место в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске или даже в Тбилиси. Диссидентство, интеллигенция общающаяся на кухне, такое явление если и имело место, то было единичным случаем, не сравнимым с масштабом в перечисленных выше городах. И соответственно такого исхода евреев как там, в Баку не чувствовалось.
Ошарашенные ребята никак не могли взять в толк, что происходит. Куда Иосиф едет и зачем едет, что он там будет делать и вообще, а как же они без него и он без них.
У них было в запасе чуть больше одной недели. Родители Иосифа не хотели слухов и лишнего шума вокруг их отъезда. Они сделали проводы в узком кругу самых близких людей.
Когда друзья пришли на проводы, там уже собрались родственники и друзья родителей. Ребята попали в совершенно иной мир. Там только и были разговоры о том, кто уже уехал из Союза, а кто собирается выехать. Все поздравляли родителей Иосифа с удачей, считая, что им повезло с относительно быстрым получением разрешения на выезд.
У Володи от этих разговоров стало так тошно на душе, что он попросил Иосифа выйти и пройтись. Тем более, что был относительно теплый и тихий апрельский вечер. Ребята вышли на улицу и пошли в сторону бульвара. На всех деревьях и кустах набухли почки. Весенние запахи наполняли воздух.
— Я не понимаю почему, ну зачем, хоть убей меня, и куда — в Израиль. Там жарко, там одна пустыня, верблюды и колючки, насколько я знаю, — возмущался Володя.
Иосиф, чувствуя свою вину и в какой то степени даже предательство перед ребятами, старался не спорить, ничего не доказывать, а лишь успокаивал Вову, пытаясь уменьшить боль от предстоящей разлуки.
— Да, ты прав, но родственники отца, проживающие в Израиле написали ему, что там не так уж и плохо.
— Не так уж плохо? А раз так, то надо ехать? Оставить дом, город, в котором ты родился, друзей, с которыми делил хлеб и соль, радость и горе? — чуть не в крик огрызнулся Вова.
И вдруг, Иосиф, не выдержав, расплакался. Он, зажав лицо ладонями, зарыдал в голос. Вова, округлив глаза, уставился на Иосифа. А Рафик, обняв Иосифа резко произнес:
— Ты что, не видишь, что он сам не свой? Не видишь в каком он состоянии? Что ты на него давишь?
А затем обратился к Иосифу:
— Ну хорошо, Йося успокойся, ты же знаешь Вову.
Иосиф, все еще всхлипывая, вытер слезы рукой и тоже обнял Рафика.
— Ну что ты, я же не на кого не обижаюсь. Просто все так навалилось, ну я и не выдержал.
Затем, после минутного молчания, продолжил:
— Честное слово, я тоже не ожидал, что все так скоро и круто повернется. И мне обидно, что я здесь все теряю, иду в неизвестность, а она всегда страшна.
— Ну что вы все в самом деле, на похоронах что ли? Совсем раскисли, — весело произнес Армен, стараясь взбодрить друзей.
— А это хуже похорон, — не унимался Вова, — на похоронах мертвого хоронят, а здесь мы живого хороним, по крайней мере для нас.
— Ну замолчишь ты в конце концов или нет, — прервал Вову Армен.
— Да что вы ребята, первый день друг друга знаем? Слава Богу четырнадцать лет уже. Все что делается, то делается к лучшему. Иосиф уезжает, там у него новая жизнь начнется. Это интересно. Все новое, неизвестное, начиная с нового языка, кончая новыми людьми. Единственно, что я жалею, мы не сможем общаться из-за железной занавеси, — философски подытожил Армен.
— Какой занавеси? — переспросил Вова.
— Железной. Голос Америки и Би-Би-Си надо слушать, — гордо добавил Армен.
— Ну и придумают там всякую ерунду, — недоверчиво произнес Вова.
— Вова у нас идейный и не слушает вражеские голоса, — с усмешкой отметил Рафик.
— Да ладно вам, чего вам не хватает. А все туда за границу смотрите. С жиру беситесь, — буркнул Вова.
— Ну да, сколько волка не корми, а он все в лес смотрит, — ухмыльнулся Армен и моргнул Рафику.
— Да ну вас, — в сердцах воскликнул Вова и обиженно отвернулся.
— Ребята, ребята давайте успокоимся. Осталось всего несколько дней. Надо их провести так, чтобы мы их надолго запомнили. Ведь кто знает, когда еще встретимся, — сказал Армен.
Родителям Иосифа, Марику и Миле, нужно было проделать массу организационных дел: получать всякие справки, оформлять сдачу квартиры и вносить деньги за ее будущий ремонт, получать визы, получать билеты, что-то продавать и паковаться, паковаться, паковаться. Они уезжали, оставив позади их жизнь, страну, которую считали своей. Они оставляли свою профессиональную жизнь, в которой было много счастливых дней. Они оставляли родных и могилы своих родителей. Они оставляли друзей, которых приобрели за годы учебы и работы. Они оставляли любимые вещи и книги. Они уезжали не зная, что их ждет впереди. Они уезжали в неизвестность.