Гости были поражены. Предложенный ими выбор был таков: либо Горбачев подписывает указ о введении чрезвычайного положения, либо временно передает свои полномочия Геннадию Янаеву и остается в Крыму в силу “медицинских причин”, а они делают в Москве всю “грязную работу”. Заговорщики, многие из которых когда-то обсуждали с Горбачевым введение чрезвычайного положения в качестве запасного сценария, рассчитывали, что на одно из этих предложений он точно согласится. Горбачев категорически отверг оба. “Я сказал им, – вспоминал Горбачев, – что если вы действительно обеспокоены ситуацией в стране, давайте созывать Верховный Совет СССР, Съезд народных депутатов. Давайте обсуждать и решать. Но действовать только в рамках Конституции, закона. Иное для меня неприемлемо”. Горбачев снова оказался в своей стихии: переговоры, маневрирование, убеждение. Он попросил их раскрыть планы и назвал их затею губительной. “Вы подумайте и передайте товарищам”, – сказал он гостям, пожимая гостям на прощание руки. Генералу Валентину Варенникову, который особенно настойчиво требовал введения чрезвычайного положения, Горбачев сказал: “Очевидно, после такого разговора мы не сможем работать вместе”.
Когда делегация удалилась, Горбачев пересказал разговор семье и своему помощнику Анатолию Черняеву – аппаратчику с сильными либеральными убеждениями, автору многих горбачевских внешнеполитических инициатив. “Спокоен, ровен, улыбался”, – записал Черняев в дневнике несколько дней спустя. И все же Горбачев не мог смириться с тем, что его предали. Он не мог поверить, что Крючков был заодно с заговорщиками, а упоминание о том, что среди последних оказался еще и маршал Язов, ввергло его в шок. “А может, они его туда вписали, не спросив?” – спросил Горбачев, имея в виду верного ему министра обороны. Черняев шефу сочувствовал, но не мог удержаться от замечания, что все заговорщики – это его люди15.
Визитеры покинули дачу в растерянности. Водитель позднее рассказал, что по дороге в Форос они были полны энергии и разговаривали о погоде. На обратном же пути все были сердиты и молчали. Болдин позднее высказывал сожаление, что они не успели окунуться в море, как, вероятно, собирались: предполагалось, что разговор с президентом пройдет в дружеском тоне, он подпишет один из заготовленных документов, и у них еще останется время для купания. Все оказалось иначе. Возвращаясь, посетители Фороса не раз и не два поднимали бокалы, пытаясь успокоить расходившиеся нервы. И до того, как через два с половиной часа самолет сел в Москве, они успели осушить довольно вместительную бутылку виски, закусывая салом, хлебом и зеленью.
Они сразу же отправились в Кремль. В просторном кабинете премьер-министра СССР Валентина Павлова (когда-то здесь работал Сталин) их встретили главные заговорщики: сам Павлов, руководитель КГБ Крючков, министр внутренних дел Борис Пуго и вице-президент Янаев. Присутствовал и министр обороны Дмитрий Язов, в чьей преданности Горбачев уверял Буша несколько недель назад. Все уже знали об отказе Горбачева сложить полномочия: генерал Плеханов, глава службы охраны, из самолета позвонил Крючкову и рассказал о том, что произошло в Крыму. Теперь заговорщики дожидались возвращения делегации, чтобы услышать все из первых уст и решить, что делать16.
В очках, седой, с лысиной на полголовы, шестидесятисемилетний Крючков меньше всего производил впечатление заговорщика. “Гений канцелярии”, известный своим служебным рвением и предусмотрительностью, в начале 50-х годов оказался в МИДе, а потом в посольстве в Будапеште, где очутился под крылом у посла Юрия Андропова. (Во время их работы, в 1956 году, в Венгрии произошло восстание.) В 60-х годах Крючков вслед за своим покровителем перешел в КГБ, а в 1974–1988 годах возглавлял внешнюю разведку. В 1988 году Горбачев выдвинул его на пост председателя КГБ. У Крючкова были весьма могущественные покровители, в том числе близкий соратник Горбачева Александр Яковлев. Реформаторы хотели, чтобы КГБ возглавлял не “вахтенный идеологии”, как прежде, а человек с опытом международной работы, не понаслышке знающий, как отстает от Запада СССР.
Крючков отвечал этим условиям… по крайней мере, так казалось. На самом деле его работа за границей сводилась к пребыванию в Венгрии в 50-х годах, а единственным достоянием Запада, которое он ценил по-настоящему, было виски – продукт, недоступный простым советским гражданам. Роберт Гейтс, в те годы замдиректора ЦРУ, узнал о пристрастии Крючкова к этому напитку в декабре 1987 года, когда тот прилетал в Вашингтон в рамках подготовки первого визита Горбачева в США. Гейтс и Колин Пауэлл (тогда советник Рейгана по вопросам национальной безопасности) обедали с Крючковым в вашингтонском ресторане. Крючков попросил скотч. Переводчик, перейдя на английский, заказал “Джонни Уокер ред”, но Крючков поправил его, сказав, что хочет “Шивас ригал”. “У этого человека вкусы отнюдь не крестьянские”, – записал Гейтс. Лично ему Крючков напоминал скорее профессора, чем шефа разведки17.