На том и порешили. Я жду звонка от заведующей детдомом. А пока еду в муниципальный отдел, общаться с отделом опеки. К моему приезду все документы по Масловой были аккуратно собраны, распечатаны и ждали меня на столе в красивой папке. Всегда бы так. Мне нужно было немного: адрес и телефон белорусской родни. Я задал им вопрос, который смущал меня более всего:
– Почему девочку не оставили в Белоруссии?
Инспектор полистала дело, пробежала глазами некоторые документы и достаточно резонно заметила:
– Родственники довольно пожилые. Там жила, оказывается, не сестра, а тётя матери девочки. Причём, двоюродная тётя. Они были практически посторонними ей людьми. Мать девочки давно не общалась с ними, и обратилась за помощью только после того, как у них начались неприятности в бизнесе. Проживают они в сельской местности. Единственным плюсом пребывания девочки у родственников – было учебное заведение. В соседнем селе, незадолго до приезда Жени Масловой к родственникам, открылась новая школа с углублённым изучением английского языка и серьёзной компьютерной базой – там каждый класс обустроен несколькими компьютерами. Мы долго решали, но главную роль тут сыграло то, что Беларусь – это всё-таки, не Россия. Российские дети должны оставаться здесь…
– Даже, если это детский дом?
– Да! Представьте себе, даже если это детский дом. Между прочим, детдом, куда попала Маслова, считается одним из лучших в регионе. Мы были спокойны за девочку.
– У вас не сохранились её фото? Любые?
– Да, конечно, есть. В личном деле фотографии не может не быть.
Фотография была найдена и выглядела так, как будто была снята в КПЗ. Что ж?! Плохо – лучше, чем ничего. Забрав фотографию, адрес и телефон белорусской родни, я откланялся. Вернувшись в управление, я тут же попытался связаться с Витебском. Меня ждало некоторое разочарование: тётка Татьяны Масловой уже умерла. Остался её муж, который не много знал из этой истории. Он не очень интересовался судьбой троюродной внучки своей супруги. По факту гибели родителей Жени, он не знал вообще ничего, но утверждал, что девочка была не в курсе событий в Питере. Супруга действительно представила девочке историю о том, что Масловы попали в автомобильную катастрофу и погибли, оба и одновременно. Тут всё было спокойно и гладко. Хотя, кто знает, может быть, Женя могла узнать о причине гибели родителей в том же приёмнике-распределителе, от какой-нибудь болтливой служащей… Тайна, покрытая мраком!
На следующий день мне отзвонилась Мария Ильинична с неприятными известиями. Её сообщение было кратким, как любая неприятная новость:
– Мы не нашли ни единой фотографии Масловой. Ни в электронном виде, ни в альбомах. Были фотографии, где Женечка побеждала на спортивных соревнованиях. Она даже первое место занимала. Точно помню, что были фотографии её на пьедестале почёта при награждении. Ещё были фотографии со дня рождения детского дома – мы ежегодно отмечаем этот день. Там, как я помню, была даже фотография, где сняты мы втроём – Женя, её одноклассница и я. Ни одной фотографии нет. А места пустые есть. Как будто, кто-то выкрал фотографии…
– Но ведь Вы не держите эти альбомы в сейфе?
– Нет, они хранятся в библиотеке, и абсолютно все имеют возможность в любой момент посмотреть их. А из компьютера фотографии пропали, скорее всего, вместе с делом Масловой. Вот и всё, что могу для вас сделать. Что-то ещё?
– Нет! Большое спасибо! Вы очень мне помогли. Надеюсь, Вы не сердитесь на меня за превышение служебных полномочий с моей стороны?
– Нет, – не очень уверенно ответила женщина, – Вам это надо не для праздного любопытства. Это же Ваша работа. А к работе я всегда отношусь с должным уважением. Жаль, что не смогла помочь во всём – но Вы же видите, что я сделала всё, что смогла…
С одно стороны всё усложнилось – кто-то ведь выкрал фотографии. С другой стороны, если верить родственнику Жени, она даже не догадывалась об истинных причинах смерти родителей. Ладно, похоже – это конечная точка в этой истории. Во-первых, нелепо заниматься поисками девушки, ни имени которой, ни фамилии, ни отчества (ну, разве только Дмитрий Анатольевич Рудой дал ей своё отчество и фамилию) я не знаю, и, скорее всего, узнать мне это не дано. Последняя мысль отчего-то привела меня в прекрасное расположение духа, и от сердца отлегло. Видимо, интуиция утихомирилась и больше не станет мешать мне заниматься нормальными версиями, а не девочкой-фантомом из прошлого столетия.
Сразу захотелось расслабиться, тем более, что я это определённо заслужил. Хотя в середине дня расслабляться, как-то не пристало. Дозвонился до Сашки. Мы не созванивались с ним с момента моего отъезда в Воронеж. Как у него движутся дела, я был абсолютно не в курсе. Копал какую-то сомнительную версию, потратил на неё четыре дня, весьма ценных для следствия, ничего, практически, не выяснил толком… Но, хоть успокоился. И теперь могу вступить в ряды борцов за раскрываемость с чистой головой и успокоившимися нервами. Страшный сон беседы мозговых полушарий как-то притупился, и меня отпустило…
Сашка, к сожалению, несколько умерил мой рабочий пыл. Чувствовалось по его задиристому и боевому тону, что он с утра прибывает в приподнятом настроении. А как Сашка приподнимает себе настроение – мне известно. Он что-то промямлил, что «вечером встречается с важными людьми», и я понял, что Сашка впал в стадию запоя, апофеоз которого должен прийтись как раз на сегодняшний вечер. Я сделал вид, что не заметил «рабочего» подъёма коллеги, выяснил у него всё, что он смог узнать за время моего отсутствия. Нарыл он совершенно немного, рассказал всё быстро и чётко, из чего я сделал вывод, что Сашка уже торопится на «встречу».
По данным напарника, получалась довольно прогнозируемая картина: в компании Кировского, его друзья и подружки в один голос утверждали, что с Куприяновым не знакомы, ни разу не видели его ни в тесной компании, ни в большой, многолюдной тусовке. Девушки намекнули, что такого приятного юношу «они бы уж точно запомнили, даже если бы увидели один раз!». Та же самая история и в компании Куприянова. Тот мало общался со студенческими друзьями, у него был более тесный круг общения. Но и в этом кругу, и в студенческой компании ребята и девушки в один голос заверили Сашку, что Кировского никогда не видели и не встречали ни на одной тусовке. Одна из наиболее близких знакомых Куприянова, с которой он встречался ещё до знакомства с несчастной Оксаной Ровник, узнала Кировского по фото, но не как приятеля Куприянова, а как сериального актёра. «Ничего такой мальчишечка, подвижный, симпотный!.. Но в нашей компании я его ни разу не наблюдала. А то бы вряд ли прошла мимо…» Из всей этой чехарды, я сделал один простой, как топор, вывод: Куприянов и Кировский не были знакомы. Тем более, и связь была более, чем эфемерная: мама Куприянова работала в институте, который когда-то заканчивал Кировский. Бред. Можно было и не париться. Всё. Вопрос снят. Точка.
По остальным вопросам тоже было достаточно глухо. Телефоны Новикова поставили на прослушку. Уж не знаю, каким образом Сашка добился разрешения на операцию, но, как бы то ни было, Новикова слушали. За последние четыре дня никаких крамольных разговоров он ни с кем не вёл, и вообще, общался по телефону крайне мало. Скорее всего, всё его общение проходило в Интернете. Там наши управленческие спецы тоже держали руку на пульсе. В меру возможностей, а, главное – способностей. Никаких криминальных вопросов не затрагивалось. В телефонных разговорах пару раз промелькнула тема Куприянова. Но за рамки стандартных фраз: «Собаке – собачья смерть» и «Бог – не фраер» – сюжет общения не выходил. А отношение Новикова к смерти Куприянова было и так понятно, и осуждать его было бы просто нелепо. Можно было снимать прослушку, не тратить время. Если заказ и был, то, скоре всего, расчёт за него был уже произведён, всё оговорено… не думаю, что славный тандем – «киллер – заказчик» снова вышли бы на связь, чтобы поболтать за жизнь и посмаковать подробности убийства. Поезд ушёл. Вместе со стрелком, между прочим. М-да!.. Достойный противник! Любо дорого глядеть. Вернее, искать. И получать по шапке от руководства. Сашке – что? Сашка – вроде как подручный. Рабочий конь. Зарядил его – он пашет, не зарядил – отдыхает. Это только у меня мозги набекрень. Ну, ничего! Сейчас мы это подправим.