– Ты чего, Сергеев, как смольнинская барышня? Ты мне эти дела брось! Ты сосуды когда проверял?
– Никогда, – прошептал я, не слыша звука собственного голоса.
– Плохо, – проворчал полковник, – у тебя с сосудами явная проблема. Вон как покраснел. Жара… Люди мрут, как мухи!
Как мухи. Но ведь они – люди… Я даже не пытался больше что-то произнести. Я не слышал сам себя, почти физически чувствовал какое-то движение в голове и молчал. Снегирёв вытащил у меня из чехла мобильник, покопался в нём и куда-то позвонил:
– Дуй сюда, на Почтамтскую, Сергеев у нас тут занемог.
Сашка примчался с невероятной скоростью. Помог мне дойти до машины и отвёз домой. Сбегал куда-то, притащил фляжку коньяка.
– Не для забавы ради, – изрёк он, наливая мне маленькую рюмку.
Коньяк подействовал почти молниеносно, и уже через несколько минут я мог говорить.
– Вот видишь, что крест животворящий творит? – хлопотал вокруг меня напарник. – Это у тебя от жары, наверно. Ты отлежись. Больше не пей. Негоже по такой жаре, как мы с тобой, водку хлестать. Ну, ты напугал, брат…
– Не от жары это, Саня…
Я, с трудом ворочая языком, рассказал Сашке о смерти Аркадия. Подробности я узнать сам не успел. Саня позвонил Смирнову, сестрорецкому оперу, и узнал детали преступления.
– М-да, Сергеев, засада! Похоже, ребята, которые тебя пасли, вышли на Зарецкого уже к вечеру, – делился со мной информацией напарник, – убивать они его, видимо не хотели. Хотели что-то выяснить. Может, и убили бы, но он сам умер, сердце у него больное было…
Аркадий жил в частном секторе, в добротном коттедже на самом берегу Разлива. В доме было достаточно камер слежения, но все они писали картинку на один компьютер, который преступники перед уходом знатно почистили. Нейтральной оставалась одна камера. Она включалась в случае, если остальные переставали работать. Автономно записывала видео сама на себя, но только два часа. Этого времени вполне хватило, чтобы во всей красе разглядеть ублюдков, заявившихся непрошенными гостями к Аркадию. Что происходило в доме, неизвестно, камера была внешней, но уход «гостей» был запечатлён. Трое кавказцев. Аркадия избили. Не сильно, видимо, успели ударить лишь несколько раз. Деньги, ценные вещи не тронуты. Ограбление можно исключить. Если это те же уроды, которые «вели» меня, то единственное, что приходило в голову – это как-то связано с моим расследованием. Но, что они могли хотеть от эксперта? Не проще ли было получить любые данные по делу от меня? Купить, в конце-концов, информацию от того, кто слил её журналистам? Ведь кто-то её слил. Я почувствовал, что в голове опять начинает что-то звенеть, и, пока снова не свалился с приступом, позвонил Смирнову сам.
– Оклемался? – вежливо поинтересовался капитан.
– Вроде того, – глухо ответил я. – Рассказывай.
– Да нечего, в сущности, рассказывать. Мало знаем пока. Козлов этих в розыск объявили. Машину не обнаружили пока. Номера знаем. Нашли владельца, он её продал по доверенности несколько лет назад…
– Знаю, Топорков… – перебил я Смирнова. – Кому – не вспомнил?
– Да не помнит он. Мы его тряханули так, что чуть душу не вытрясли. Он доверенность оформлял на Восстания. Конечно, ни фамилии покупателя, ни нотариуса, ни точной даты не помнит. Запрос в нотариальную палату отправили, дела после трёх лет туда уходят. Ждём… Ты мне вот что скажи, Сергеев, – капитан сделал паузу, раздумывая, видимо, как лучше сформулировать вопрос, – ты к Аркаше зачем приезжал?
– Консультация его была нужна. Фотку я ему привозил предполагаемого преступника. Хотел выяснить, как этот преступник может выглядеть после пластической операции…
– Так тебе нужна была его консультация, как пластического хирурга?
– Не понял…
– Ты разве не знал? – удивился Смирнов. – Аркаша в качестве хобби морды тёткам резал. Ну, красоту наводил. У него же медицинский за спиной. В молодости он этим грешил, а тогда нельзя было, операции подпольными считались. Ну, были у него, в общем, некоторые сложности. Оперировать он тогда перестал. Потом уже, когда разрешили частную практику, он получил лицензию. Но в конторе его увлечение не одобряли. Но и не осуждали. Аркаша был хирург от бога. У него, знаешь, какие люди физиономии подтягивали?! Но и экспертом он тоже талантливым был, такое мог раскопать!.. Поэтому на работе глаза закрывали. Да что там, он жёнам нашего начальства лет пятьсот на всех вернул своими подтяжками. Помолодели, каждая на двадцатник… Кто ж ему запретить что-то мог?!
Эх, Аркаша, Аркаша! Что же ты темнил?! Что же ты не признался, что сам хирург? Всё вокруг да около ходил. Стоп! Это совпадение или… Что-то у меня снежный ком какой-то наматывается. Цепляется одно за другое. Театр, кино, пластическая хирургия, больница, Леночка… Всё это должно сойтись в единую картинку. Должно совпасть. Одного звена нет, вот и не складывается общий вид. И это звено, чёрт побери, сама преступница.
– Мы, почему подумали, что это как-то с твоим расследованием связано, – продолжал Смирнов, – эти ублюдки приехали прямо за тобой, как будто вы вместе были. Вот я и подумал, что, может, ты знаешь что-то. Ты всё втёмную играешь… Не понимаю я всех твоих игр. Но ты подумай, пораскинь мозгами, когда полегчает, что этим гадам от Аркаши надо было. Придёт что в голову – звони!
Если бы я понимал, что этим гадам надо было от меня, я бы, может быть, знал, что им надо и от Аркаши. А так, оставалось гадать на кофейной гуще. Кстати о кофе… Что им надо было от Леночки? Теперь я уже практически был уверен, что похищение девушки и наезд на эксперта были тесно связаны с расследованием. Ну, допустим, от Аркаши им нужна была какая-то информация, но от официантки в кафе, что им было нужно?
– Когда твоя дивчина прибудет? – спросил вдруг Сашка.
– Сегодня к вечеру обещала, неуверенно сказал я.
– Ну, тогда я её лучше дождусь. Передам ей тебя, как говорится из рук в руки.
– Да ладно, Саня, – я попытался встать, – мне уже лучше. Нормально всё. Что ты со мной, как с маленьким?..
– Не с маленьким, а с хвореньким, – наставительно изрёк напарник. – Лежи, лишенец, с сосудами не шутят. Спиртное отменяется. Сухой закон.
Кто бы говорил! Конечно, столько бухать по жаре – и здоровые сосуды не выдержат, потрескаются от похмельной засухи.
Жанна приехала поздно. Не стала причитать и ахать. Выпроводила Сашку, прилегла рядом и гладила меня по лицу нежной рукой до тех пор, пока я не почувствовал, что проваливаюсь в бездну.
Глава 52
– Возьми ты больничный, дурья твоя башка! Нет незаменимых! И ты не рвись.
Всё утро Жанна пыталась отговорить меня идти на работу. Она бубнила и бубнила что-то себе под нос, басовито ворчала и поглядывала на меня с укором.
– Серёженька, солнышко! Ну, отлежись ты, ради бога! Ничего не изменится, если ты помрёшь дома, а не на рабочем месте. Ты посмотри, какая жара на улице! С сосудами не шутят. У тебя тепловой удар, тебе надо капельницу с глюкозой, кальцием, кордиамином и сибазоном. Не ходи никуда, я тебя умоляю. Я отъеду на полдня, сдам материал по этим упырям-богохульникам, вернусь и сделаю тебе капельницу. Надо было вчера, конечно, но я сама еле живая была. Кондишен в машине кончился, чуть дуба не дала… Останься ты дома! Послушайся хоть раз, я тебя прошу…
Говоря всё это, Жанна металась по квартире, выкидывая вещи из рюкзака и набивая в него новые, явно очень торопилась, видимо, опаздывала. Она чертыхалась, роняла вещи, но продолжала бубнить до тех пор, пока я не пообещал, что останусь дома. Проще было согласиться. Жанна обрадовалась, выскочила из дома и тщательно закрыла за собой дверь. Через полчаса, когда я поборол в себе желание отлежаться и всё же решился выйти из дома, я понял, что моя подруга всё за меня решила. Дверь была заперта именно на тот замок, который закрывается только снаружи. То есть, когда-то он открывался изнутри, но внутренняя «собачка» давно была сломана, и Жанна прекрасно это знала. Я объяснил ей это, когда инструктировал насчёт закрывания и открывания дверей в квартиру, торжественно вручая ключи. Я с душой матюгнулся и позвонил ей. Сначала она пыталась сделать вид, что второпях забыла про сломанный замок. Потом перестала юлить и ворчливым басом объяснила мне, что моё здоровье для неё куда важней, чем моё мнение о ней самой, поэтому я могу засунуть свои «громы и молнии» куда подальше и дуть вместе с ними по известному адресу. На том и порешили.