Эдана с трудом отстранилась, а я рассмеялась, глядя из-за плечика подруги на озадаченное лицо стража.
– Всё в порядке, сиур Акитар. Можете идти… Ой, Эдана! – охнула я, когда Эда вновь не сдержала эмоций. − Ты ж меня раздавишь!
Рогатый воин пострелял суровым взглядом напоследок и вышел. Он знал, кем являлась Эдана. Знал, откуда родом я, и в его рогатой голове, очевидно, отказывалась укладываться мысль, что человечка и тёмная могут быть столь неподдельно друг другу рады.
– Да как такое вообще возможно? – прошептала Эда, осипнув о волнения, едва дверь за стражем захлопнулась. – Лиззи, как, рогатые тебя побери, ты добралась до Иппора?!
Сверкая тёмными, как агаты, глазами, Эдана отступила на полшага, но отпускать меня не спешила. Не могла поверить, что я и впрямь − из плоти и крови − стою перед ней.
– Вот так, – глядела я на Эдану, какна человека, к которому грянул в гости без звонка среди ночи. – Как-то добралась.
– Сумасшедшая, – хохотнула Эда и устало рухнула на софу. – Ты сумасшедшая, Лиззи! Погоди… а кудри твои где?
Я потрепала короткие локоны, которые едва доставали до плеч и присела с Эданой рядом. Выпускать из ладоней руку подруги боялась. Цеплялась, как за соломинку, ведь если это сон… буду держаться за него, насколько сил хватит.
– Кудрей больше нет. Пришлось жить под прикрытием. Знаешь, – прищурилась я, – твоё появление в Пустынных землях меня не меньше удивило.
Эда со смехом отмахнулась, в лице она ни на день не изменилась. Повадки, жесты, искренняя улыбка. Лишь странная бледность да непривычное для бунтарского стиля длиннополое бордовое платье напоминало, что это совсем другой мир. Напоминало, сколько времени прошло с последней встречи.
– Думаю, твоё удивление ничтожно мало по сравнению с тем, которое испытала я. Клянусь! – Эда потешно вытаращилась и, потянув подол, оголила ножки в неудобных на вид туфлях на рубленом каблуке. – Поворачиваюсь, гляжу на Велора, а у него глаза… Ну как блюдца! Глядит, глядит… Прямо дышать перестал.
– Он будто призрака увидел.
Придёт или нет? Разозлился? Удивился? О, боги... сердце, как шаман, призывающий бубном грозу. Я в муке потёрла лоб и украдкой глянула на дверь.
Эда поймала меня с поличным.
– Он придёт, – заверила она, глядя с тёплым сочувствием. – Точно тебе говорю. Придёт.
– Надеюсь, – выдохнула я, мучая во влажных пальцах лёгкую ткань подола, а про себя добавила: «До последнего буду надеяться».
Эдана отрывисто кивнула.
− Велор тебе рад, Лиззи. Жутко рад! Ему после перехода... туго пришлось, − Эда сбилась и, не найдя нужных слов, виновато улыбнулась. − Но теперь ты здесь! С нами. Так что... ждём. Как только местные закончат дурацкие торжественные обряды, парней отпустят. Это я сослалась на дурноту и удрала к тебе. Выгодно быть высокородной дамой, – хохотнула она и откинулась на спинку софы, изображая обморок.
Я натянуто улыбнулась, не знаю почему, но упорно казалось, будто Эдана ощущала передо мной вину.
– Ну и жара, – поспешила она сменить тему, обмахиваясь ладонью. – Представь, едва наш корабль вошёл в воды Алого моря, у меня нос обгорел.
– А у меня за утро плечи обожгло... – растерялась я окончательно. – Но в комнатах прохладнее. Завеса магическая за окном. Вечереет. Ночью в Эр-Аворт полегче.
– Сор-рес... дожить бы ещё до той ночи, − простонала Эдана и попыталась оттянуть тугой корсет и... Стоит ли говорить, что попытка провалилась? Бюст и талию стянули так крепко, что не понять, как Эда дышать умудрялась. − Слушай, чего мы о всякой ерунде? Рассказывай давай, как тебя сюда занесло? Ещё и во дворец... это же как Восьмое чудо света!
– Мне самой с трудом верится. Особенно сейчас. Когда тебя вижу.
Эда потянулась и с ободряющей улыбкой погладила меня по плечу. Странно, но слёзы я ещё держала. Желание зареветь от счастья то мельчало, то распирало рёбра как воздушный шар. Вдохнуть поглубже... С чего начать? С Сореса? С Федерации? Или с той боли, что прошила насквозь, когда морок Велора пал и оставил меня – разбитую – на Земле? Однако голову ломать не пришлось. Страж вошёл и с суровой холодностью вытянулся, как на параде. Старался, бедняга, не разглядывать Эдану, вернее, её ровные, непозволительно до колен оголённые фарфоровые ножки.