— Если старика, о котором вы говорите, звали Мигел Торреш да Силва, — сказал Мануэл, — то не беспокойтесь о его вине. Один из его внуков давно научился от него виноделию и сейчас хозяйничает на виноградниках. Но что касается историй, никто больше не сможет рассказывать их так, как он.
— Вы знаете его? — удивленно спросил хозяин.
— Это был мой дед, — ответил Мануэл.
Хозяин проглотил язык. Рибейро сидел молча, опустив глаза и разглядывая темно-красное вино на дне своего бокала. Мануэл поднял голову и посмотрел учителю в лицо:
— Возможно, Платон был прав.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Рибейро и поднял глаза.
— Что Бог занимается геометрией.
— О чем вы говорите? — спросил хозяин, который снова обрел речь, однако ничего не понимал.
— Он считает, — сказал Рибейро, — что у вас действительно безошибочный, великолепный нюх.
— Возможно, вы и правы. Но если старый Мигел на самом деле ваш дед, то вы наверняка знаете некоторые из его историй.
— Я знаю все.
— Тогда вы унаследовали его искусство и будете пересказывать его истории.
Прежде чем Мануэл смог что-нибудь сказать, Рибейро ответил:
— Настанет время — и подобное найдет подобное.
Все трое помолчали. Ночь постепенно стихала.
— Жаль, что время вашего деда прошло, — сказал хозяин, и его сожаление прозвучало искренне.
«Он, наверное, его очень любил», — подумал Мануэл, и ему захотелось узнать, связана ли его любовь с вином или с историями.
— Я помню, — сказал хозяин, — я совершенно точно помню, когда он здесь был в последний раз. Мы договорились о количестве бочек с вином, которые он должен был мне поставить, и, как всегда, оба были довольны сделкой. Потом вошел один чужеземец, марокканец, сел за столик вашего деда и завладел им до конца вечера.
Мне нужно было заниматься кухней, мое заведение было заполнено до отказа, поскольку в тот день, как и сегодня, в гавани пришвартовались торговые корабли из Северной Африки — чужеземец был одним из пассажиров, и у меня был забот полон рот. Однако от меня не ускользнуло, что беседа была возбужденной, араб долго что-то рассказывал, усиленно жестикулировал, и порой казалось, что он пытался заключить сделку. Какого рода — не знаю, меня это не волновало. Пока благополучию моих гостей ничто не угрожает, меня ничего не волнует, и, кроме того, ваш дед был не тот человек, который не смог бы постоять за себя. Короче говоря, эти двое ушли в ту ночь из моей таверны последними.
Хозяин, при всем при том не выпускавший из виду свое заведение, замолчал и поднялся, потому что гости за одним из столов собрались уходить.
— Я не понимаю, — сказал Мануэл, — так, значит, все это правда?
— От слова до слова, — подтвердил Рибейро.
— И тем более мне хочется узнать, что произошло дальше.
— Насколько я помню, твой дед учил тебя, что всему свое время. Теперь вот что: отпускай хлеб твой по водам.
— Что вы имеете в виду?
— Это совет одного мудрого иудея, жившего в стране между Тигром и Евфратом примерно две тысячи лет назад. В своей книге он запечатлел много умных вещей, в том числе и такую: отпускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдешь его. Пойдем. Завтра будет день.
Когда хозяин увидел, что его гости готовятся уйти, он поспешил к ним и сказал:
— Так как вы для меня гораздо больше, чем просто друзья моего друга, позвольте мне считать вас сегодня моими личными гостями. И так как старый Мигел уже никогда больше не придет ко мне, я тем более надеюсь увидеть вас у себя.
С этими словами он проводил их до двери через почти пустой зал. Когда они были у выхода, то заметили, что за столиком у дверей сидит кто-то закутанный в расшитый дорогой вышивкой платок. Молодая женщина с тонкими чертами лица устремила взор на хозяина и его гостей, те остановились, изумленные.
— С позволения сказать, — со смущением в голосе начал хозяин, — вы не выглядите как… ну, я имею в виду, как такая, которая в столь позднее время наносит визит в трактир. Скажите, чем я могу вам помочь.
— Прошу вас благосклонно выслушать меня, — сказала женщина, — потому что я должна поведать вам многое. Но пока что позвольте рассказать одну короткую историю.
Не говоря ни слова и все еще удивляясь, Мануэл и Рибейро взяли два стула и сели рядом с ней; хозяин же, полный любопытства, чем это все закончится, остался стоять скрестив руки.
Молодая женщина обеими руками стянула платок с головы — только теперь стало видно, как она прекрасна, — и начала рассказывать: