Плотность стрельбы была такова, что каждый залп уничтожал всё живое на площади в двадцать квадратных локтей. Но люди стояли даже под этим ужасающим обстрелом: никто не взывал к своим с мольбой прекратить смертоубийство, ибо смирившиеся с мыслью о неминуемой гибели воины хотели забрать с собой в Тартар как можно больше врагов.
Но если внизу все были готовы к смерти, то люди на холме, у машин, испытывали глубочайшее отчаяние. Мало того, что они стреляли по своим; многие не без оснований опасались, что потом это будет поставлено им в вину. По словам Талоса, они понимали, что подобные обвинения будут преследовать их до конца дней. Находились и такие, кто отказывался стрелять, заявляя, что никакие приказы не могут оправдать массовое убийство товарищей. Другие в ответ называли их предателями, утверждая, что спасение отчизны стоит любых жертв и коль скоро царь счёл нужным принести в жертву собственную жизнь, не повиноваться ему может лишь гнусный изменник. Афиняне громогласно оплакивали свою судьбу и призывали богов в свидетели своего нежелания творить то, к чему их вынуждают.
Мало у кого хватало мужества посмотреть вниз, рассказывал мой родич. Заряжающие лишь с плачем и стонами подтаскивали снаряды и отворачивались, когда производился выстрел. Сам Талое видел, что происходило при падении каменного града, и это жуткое зрелище преследовало его потом долгие годы. Другое дело, что он выполнял обязанности наводчика и поэтому обязан был смотреть, куда бьют машины.
Снова и снова обрушивали баллисты вниз свои смертоносные снаряды. Сердца афинян разрывались, но они выполняли приказ своего царя, который был ещё жив и распоряжение которого оставалось в силе. Более того, они принялись стрелять ещё чаще, чтобы, раз уж другого выхода нет, поскорее покончить с этим ужасом. Обороняющиеся подтащили машины с других участков стены. Все, кто умел с ними обращаться, взялись за рычаги. Поднявшиеся на стену женщины подносили камни. Каждый залп вбивал в землю и своих и чужих, размазывая их по склону.
И враг не выдержал. Наступавшие отхлынули, выходя из-под обстрела, тогда как уцелевшие эллины (мало кто из них не был ранен) вновь рванулись к стене. Вниз, с гребня, спешно спускали верёвки, шесты, даже связанные простыни. Под восточной башней я увидел Тесея: царь прикрывал отход и взялся за канат, лишь убедившись в том, что все оставшиеся в живых подняты наверх.
Что же до меня, то я вскарабкался без троса или шеста, цепляясь голыми руками за трещины и выступы кладки, на которых не удержалась бы и ящерица. Порой страх позволяет человеку совершить невозможное, ибо нет более могучего стимула, нежели желание выжить.
Глава 28
ИСПЫТАНИЕ СИЛЫ ДУХА
Под холмом Нимф, на месте бывшей рыночной площади, единственном ровном месте, не занятом воинскими лагерями, амазонки и скифы устроили конное ристалище. Именно там на второй рассвет после памятного, описанного мною сражения Тесей встретился с Элевтерой в поединке чести. Никаких предварительных соглашений не заключалось: в случае поражения Элевтеры амазонки не принимали на себя обязательства снять осаду и отправиться по домам, а город, если погибнет Тесей, не обещал открыть ворота и сдаться на милость победителя. Но и при отсутствии официальных договорённостей исход этого поединка имел огромное значение, ибо и осаждённые и осаждающие были склонны видеть в нём противоборство не только своих вождей, но и стоящих за ними богов. Людям предстояло воочию убедиться в том, кому из противников благоволят высшие силы.
Племена востока склонны во всём, даже в том, как отклоняется на ветру струйка мочи, видеть признаки сверхъестественного вмешательства: недаром они столь азартны и склонны к риску. В глазах дикаря способность поставить всё на кон есть не порок (подобное утверждение, как и само понятие «порока», он нашёл бы абсурдным), но способ выявить силу человеческого духа, или, как говорят они на своём наречии, «эдор». Варвары готовы держать пари на что угодно: они станут спорить, сильно ли облетит дерево при первом порыве ветра или долго ли продержится под пытками пленник, прежде чем испустит дух. Выиграв спор, варвар ликует и веселится, а проиграв — скорбит и печалится.