– Просто… там много чего есть… Воспоминания, которые я предпочла бы не ворошить. Как ты уже сказал, это… compliqué.
Его улыбка стала еще шире, явно переступая грань между самонадеянностью и снисходительностью.
– Матушка у меня была сентиментальной женщиной. Она любила говорить, что всем нам время от времени необходимо возвращаться домой – дабы напомнить себе о том, кто ты и откуда. И мне кажется, отчасти она была права. Нам действительно нужно время от времени возвращаться домой. Но только для того, как я считаю, чтобы напомнить себе в первую очередь, почему мы оттуда уехали, и таким образом еще отчетливее понять, чего мы в действительности хотим. Потому что в конечном счете это самое главное – уяснить, чего мы ожидаем от жизни и что готовы сделать, чтобы это получить. Может быть, как раз это тебе сейчас и требуется, Лиззи, – провести какое-то время со своими воспоминаниями. После этого ты, возможно, многое увидишь в ином свете.
«Провести время со своими воспоминаниями…»
Лиззи опустила взгляд к коленям, не желая сейчас встречаться глазами с Люком. Он и понятия не имел, о чем сейчас распространялся. Да и не должен был иметь. Как вообще можно со стороны представить, какие воспоминания ее там ждут!
– Все в порядке, на самом деле. Я справлюсь. Я смогу разрешить все вопросы удаленно.
Люк скептически покосился на нее.
– Воля твоя, конечно, но звучит как-то неубедительно. Может, с кем-то там нужно пообщаться, чтобы до конца переварить эту утрату. Как говорится, поставить точку. Я мог бы поехать с тобой, чтобы все прошло полегче.
Вот он – истинный мотив его внезапной обеспокоенности за нее!
– Мы уже несколько месяцев как расстались, Люк.
– Я в курсе.
– Тогда зачем ты это предлагаешь?
– Ты что, не веришь, что я способен на простое великодушие?
– Нет.
Люк сразу отбросил улыбку, словно принимая свое поражение.
– Все-таки это довольно паршивое время, чтобы переживать его в одиночестве. Позволь мне по крайней мере пригласить тебя на ужин. Обещаю говорить лишь о делах, если тебе так будет угодно.
– Спасибо. Но, по-моему, мне сейчас лучше побыть наедине с собой.
Лиззи проводила его взглядом до двери, больше чем уверенная, что он уходит обиженным и оскорбленным. Хотя в одном Люк все-таки был прав. Ей действительно нужно какое-то время, чтобы «до конца переварить эту утрату», усвоить тот факт, что она неожиданно осталась одна в целом мире, и осознать, что это означает. Альтея умерла, мать, судя по всему, исчезла с лица земли – в прямом ли или фигуральном смысле. И теперь после Эльзибет не останется никого из рода Лунных Дев – в этом она была точно уверена. По сути дела, она последняя.
Глава 2
Скинув в прихожей туфли, Лиззи поспешила на кухню. Она достойно пережила этот рабочий день, с улыбкой встречая неиссякающий поток соболезнований, что устремился к ней, едва по фирме распространилась новость о ее утрате. Единственное, чего желала она теперь – это большой бокал вина и возможность побыть наедине со своей скорбью.
Лиззи откупорила бутылку шардоне и налила себе объемистый бокал, после чего задержалась у раковины, чтобы полить стоявшие возле нее горшочки с травами. «Розмарин… для памяти. Базилик… для крепости духа. Тимьян… для избавления от ночных кошмаров». Это был своего рода катехизис ее детства. Катехизис всех Лунных Дев.
Неожиданно, по какому-то наитию, она оторвала листок базилика от стоявшего на раковине растения и потерла между пальцами, высвобождая его сладковато-пряный аромат – слегка перечный, с нотками аниса и легчайшим оттенком мяты. Это был один из любимых запахов Лиззи – возможно, потому, что напоминал ей о тех счастливых днях, когда она что-то готовила у бабушки на кухне. Однако на сей раз у нее перед глазами всплыло совсем иное воспоминание – гораздо более давнее.
Однажды в детстве Лиззи незаметно приблизилась к бабушке сзади, когда Альтея осматривала поврежденные растения после нежданного, аномально позднего заморозка. Девочке было тогда не больше семи, однако инстинктивно она поняла, что надо вести себя как можно тише. Завороженная необычайной сосредоточенностью на лице бабушки, Лиззи наблюдала, как та, опустившись на колени перед почерневшими кустиками базилика, водила над ними своими мозолистыми ладонями. Потом принялась что-то бормотать – какие-то полные нежности слова, которых Лиззи не могла различить. Первый раз она увидела воочию, как действует дар ее бабушки – и больше уже не могла этого забыть. Как не забыла и того, что наутро те же самые растения были уже зелеными и крепкими, без малейших следов подмерзания.