Лиззи выдавила зыбкую улыбку, испытывая одновременно гордость и печаль.
— Мне Альтея тоже ничего не сообщала о своей болезни. И я так ничего и не знала, пока она не ушла.
— А я все гадал, почему ты не приехала ее навестить. Извини. Я знаю, как это тяжело. Я был ужасно зол оттого, что отец ничего мне сразу не сказал, — но он честно считал, что будет правильнее держать меня в неведении. Твоя бабушка, видимо, считала точно так же.
Желая поскорее сменить тему беседы, Лиззи сделала вид, будто разглядывает дверь амбара.
— Очень любезно с твоей стороны, что ты так хочешь помочь, однако у новых хозяев фермы, возможно, будут свои соображения по поводу того, что надо ремонтировать, а что нет.
Эндрю остолбенел.
— Ты продала ферму?
— Пока еще нет, но рано или поздно продам.
Плечи у него как будто чуть расслабились, но напряжение еще не отпустило.
— Ясно. Кстати, об этом. Есть кое-какие моменты, о которых тебе не помешает знать.
— Например?
— Здесь нужно прилично потрудиться, прежде чем банк всерьез подумает о финансировании. И я говорю сейчас не о покраске дома или о тюльпанах в оконных ящиках. Электропроводка в доме держится на честном слове, да и водопровод с канализацией не лучше. Печь уже на ладан дышит, и каждая крыша в вашем имении нуждается в замене.
Лиззи уставилась на носки ботинок, мысленно фиксируя для себя эти неприятные новости. Еще одно осложнение, которого она не планировала. И которого не могла себе позволить.
— Я даже не представляла, насколько здесь все плохо. И подозреваю, все, что ты сейчас перечислил, стоит не дешево. А я вовсе не купаюсь в деньгах.
Эндрю криво усмехнулся, взглянув на нее.
— Боюсь, что нет. Но я знаю одного парня. Друг семьи. Живет тут по соседству. Готов работать за еду и за хорошее отношение.
Лиззи расправила плечи.
— Спасибо, но я не могу это принять. Заменить несколько стекол в теплице — это одно. Но я не могу допустить, чтобы ты менял в доме проводку и переделывал водопровод с канализацией.
— Реставрация исторической недвижимости — это мой профиль. Так почему бы не помочь?…
Но Лиззи вскинула ладонь, обрывая его:
— Нет. Спасибо. Я что-нибудь придумаю. Может, я смогу найти покупателя, готового принять имение в таком виде. — Она вскинула подбородок, решительно посмотрев ему в глаза. — Не хочу показаться грубой и бестактной, но зачем тебе здесь тратить свое время? Мы ведь едва друг с другом знакомы.
Эндрю слегка пожал плечом, изобразив полуулыбку:
— Потому что я обещал это сделать твоей бабушке. А обещание есть обещание. Я перед ней в долгу.
— Ты не можешь быть ей что-то должен. Ее больше нет.
— Тогда, вероятно, я должен тебе.
На это Лиззи не нашла что сказать. В этот момент она не могла не вспомнить свой разговор с Люком пару дней назад и его самодовольное утверждение, будто, унаследовав «Chenier Fragrances, Ltd», он получил в наследство также и ее — как будто Лиззи была какой-нибудь блестящей безделушкой в шкатулке с драгоценностями его матери. И вот перед ней стоял Эндрю, утверждающий, что обещание, которое он дал умирающей Альтее, теперь обязан исполнить перед ней. Столь очевидный контраст трудно было оставить без внимания.
— Обещания по наследству не передаются, — тихо произнесла Лиззи. — Это так не работает.
Но он лишь пожал плечами, снова улыбнувшись:
— Мое обещание, мои правила. Я, пожалуй, перед уходом заколочу тут дверь. Просто ради безопасности. На следующей неделе мне доставят пиломатериалы. Как только закончу с теплицей — возьмусь за кровлю и чердак.
— Я же только что сказала: у меня нет денег, чтобы платить тебе за работу. И я не могу просить тебя работать бесплатно.
— Твоя бабушка была особенной, необыкновенной женщиной, Лиззи. Она была величайшей души человеком и поэтому всегда заботилась о людях. Не все, к сожалению, это понимали, а в конце ее жизни даже те, кто хорошо ее знал, об этом как-то позабыли. Но я не из тех забывчивых людей. Я чиню теплицу и амбар по той же самой причине, по которой ты сейчас несешь вилы к этим несчастным остаткам некогда цветущего сада. Я не в силах вернуть Альтею или как-то изменить то, что уже случилось, — но я могу позаботиться о том, что она так любила при жизни.
Лиззи едва справилась с желанием отвернуться, спрятать взгляд, потрясенная столь внезапным накалом в его голосе. Или, может быть, именно его доброта и сердечность заставляли ее принять такую оборонительную позицию? Он был рядом с Альтеей у самого смертного одра — там, где должна была бы быть сама Лиззи. И он вправе иметь свое мнение на этот счет.