Где-то на глубине медленно исчезали мелкие куски бумаги, на которые она изорвала обе записки. Из-под своих оков она вытащила их потрепанными, и часть надписей была смазана ее кровью, но главное Талила смогла разобрать: она была не одна.
Ей писали, что ей помогут.
Помогут сбежать из дворца.
Но она никому не могла доверять. Она не знала даже, кто передал ей эти послания. Глава императорской охраны был столь убежден, что он найдет их у нее, что Талила невольно задумалась: не подстроил ли он это? Не попытался ли заманить ее в ловушку, чтобы потом поймать и доложить Императору?
Но зачем ему это?..
Талилу же не казнят. Пока не казнят. Пока она последняя из рода. Пока не родила сына, на которого так сильно надеялся Император.
Ивакура хотел выслужиться? Но он уже глава личной охраны Императора. Почетная должность, которая принесла ему уважение. Наделила его властью.
Талила вздохнула и посмотрела на свои ладони. Она не видела Клятвопреступника с вечера, и никто не явился, чтобы надеть на нее цепи. Она снова могла свободно двигаться.
Отец держал ее на очень длинном поводке. Не позволял приблизиться. Не рассказывал о своих планах. Она пыталась вспомнить, кого видела в их родовом поместье в последние полгода. Все обвиняли отца в том, что он плел интриги против Императора, участвовал в тайном заговоре.
Талила не знала об этом ничего. Ни имен союзников, если они были. Ни договоренностей. Ни-че-го. И теперь она уже ни у кого не могла спросить. В груди привычно шевельнулась глухая злость на отца, и также привычно она подавила ничтожное чувство.
Наверное, будь она другой: более сильной, более умной, более выносливой, более достойной — все сложилось бы иначе. И отец поделился бы с нею своими планами...
Она могла бы прислушиваться к разговорам во дворце, могла бы черпать сведения из ненароком оброненных намеков.
Если бы ее выпускали за пределы того крохотного пространства, которое отвел ей Клятвопреступник.
Побег — кем бы он ни был предложен — казался по-настоящему заманчивой идеей. Только бы не угодить в ловушку...
Быть может, ей стоит попросит помощи у собственной служанки, которая предана Клятвопреступнику до зубовного скрежета? Или у самурая, который осмелился ему вчера возразить? Тот ненавидит Талилу и будет не прочь от нее избавиться.
Она невесело скривила губы и посмотрела в сторону мостка, перейдя по которому, могла оказаться в другой части огромного сада. У перил неподвижно застыл приставленный Клятвопреступником самурай. Он не пропустил Талилу, когда она подошла к мостку. Последняя ниточка, которая соединяла ее со свободой, была разрезана.
Нехотя Талила встала и принялась бродить вдоль пруда. Стражники следовали за ней на расстоянии нескольких шагов неслышными тенями.
Все вокруг казалось таким... спокойным и мирным. И это раздражало ее до зубовного скрежета. Никогда прежде она не жила в такой иллюзии, как когда оказалась в императорском дворце. Никогда прежде не чувствовала себя настолько оторванной от реальности.
За высокими заборами скрывался совсем иной мир. Жестокий, погрязший в войнах и борьбе за власть. Люди голодали, жили в нищете. Их выгоняли из домов, облагали непомерными податями. Границы Империи подвергались постоянным нападениям.
Но здесь, в глубине императорского дворца щебетали птицы, и лепестки вишни плавно скользили по прозрачной поверхности пруда.
Талиле хотелось кинуть камень, чтобы по воде разошлись круги.
Еще сильнее ей хотелось выжечь этот пруд до дна.
Но для начала ей нужно вернуть себе свободу.
Отец не допускал ее к делам, но она помнила, что в последние месяцы в их поместье зачастили гости. Все началось чуть больше года назад, когда он вернулся из столицы, крепко с кем-то поругавшись: она почувствовала всю силу отцовского гнева на своей шкуре.
Талила так и не осмелилась у него спросить, что произошло во дворце во время ежегодного собрания глав кланов.
Теперь, верно, она уже никогда не узнает. Никто не захочет рассказать ей правду.
Если только…
— Свитки... — прошептала она потрясенно, не веря своей догадке.
Если только не осталось свитков, ведь все, что происходило на таких заседаниях, должны были тщательно записывать.
Но чтобы до них добраться — даже если они есть! — ей нужно покинуть свою тюрьму, границы которой очертил Клятвопреступник.
А для этого ей придется попросить его.
Попросить убийцу.
Зубы свело болью, стоило Талиле только подумать об этом. Верно, у нее язык к небу приклеится, когда она решит открыть рот, чтобы озвучить свою просьбу...