Внутренний двор огибали высокие стены, справа был выход на небольшую площадку, огороженную массивными перилами из черного камня. Внизу серебрилось озеро, отражая лунный свет в своей гладкой поверхности. Крышу на балконе подпирали искусно вырезанные из малахита колонны, украшенные россыпью оникса.
Главный замок располагался посередине озера, на скале, поднятой со дна. Вокруг озера возвышались неприступные горы. От главного замка тянулся каменный мост к замку поменьше, который служил гостевым. И уже там находилась едва приметная тропа, скрытая в густых еловых лесах. На территорию замка можно было попасть только этой незаметной тропой.
От созерцания пейзажа мужчину отвлекли торопливые шаги по коридору, раздался стук в дверь. Слуги не любили эти комнаты, сюда Салазар никого не пускал. Мужчина промолчал, сердце в груди боязливо сжалось и, пропустив удар, забилось чаще. Дверь распахнулась. За ней стояла ведьма, испуганно озираясь по сторонам и пытаясь разглядеть во мраке комнаты Слизерина.
— Господин, у вас родилась дочь. Госпожа просит вас прийти, она очень слаба. Роды прошли очень тяжело, но мы ничего не могли сделать, мне так жаль… — раздался тихий, испуганный голос. Ведьма опустила глаза в пол, боясь посмотреть на Салазара - его горячий нрав был предметом для пересудов и причиной страха перед ним.
— ЧТО?! — взревел мужчина. — Не может быть! В этот раз должен был быть сын! Мерлинова борода, что за напасть!
На нипочём не повинный комод обрушился удар кулака. «Что за маггловские методы, Салазар», - подумал волшебник.
Девушка вздрогнула, и, набравшись храбрости, продолжила испуганным голосом, запинаясь:
— Госп-подин, простите, госпожа хочет вас видеть, прошу вас, у н-неё не так много в-времени.
Последние слова потонули в страшном грохоте. Из палочки Слизерина выскочил красный луч, разрушая добрую половину мебели в комнате. Девушка испуганно ойкнула и, подобрав подол платья, убежала обратно к Аделаиде. Новостей у неё, впрочем, не было, но оставаться рядом со Слизерином было страшно. Рядом с этим человеком было тяжело находиться, он как дементор высасывал всю радость, а его взгляд пробирал до костей, будто он уже знал все сокровенные мысли. Это было не так уж далеко от истины, ведь Салазар славился определенными успехами в легилименции: все люди для него — открытая книга.
Разрушив комнату, волшебник обессилено опустился в кресло, запустив руки в длинные чёрные волосы.
— Чёртовы лисницы со своими пророчествами. Столько надежд, и все рушится. Пройдёт каких-то шесть-семь веков, и не будет больше чистокровных семей. И вымрут волшебники, разбавляя свою кровь грязной вонючей маггловской. Что-то нужно сделать! Нужно спасти свой род! Родовую магию должен кто-то сохранить, — ворчал себе под нос мужчина, раскачиваясь в кресле.
Сейчас он как никогда был похож на сумасшедшего. Увидев его сейчас, Годрик был бы прав в своих суждениях, бывший друг окончательно потерял рассудок. От этой мысли Салазар рассмеялся тихим жестким смехом, от которого кровь стыла в жилах. Выпрямившись, откинув с лица растрепанные волосы, мужчина поднялся, одним движением палочки убрал беспорядок и вышел из комнаты. В голове созрел приблизительный план. Направляясь в комнату супруги, волшебник уже знал, как он поступит.
В комнате, где проходили роды, было тепло, в ворохе подушек, на огромной кровати лежала хрупкая фигурка. На сером, измождённом лице горели огромные зелёные глаза, веснушки, рассыпанные по носу и щекам, сильно бросались в глаза; яркие, как спелые вишни, губы были потрескавшимися и сухими, рыжие волосы потеряли свой блеск. Волшебник не узнавал свою прекрасную жену. Салазар попытался почувствовать ее магию, которая всегда была ключом, и с ужасом понял, что она пуста как маггл, как сквиб! Лишь запах крови витал в воздухе, перемешиваясь с ароматом орхидей, которые так любила его Адель.
Девушка, увидев мужа, попыталась привстать, но силы ее окончательно покинули, а из глаз брызнули слёзы, прочерчивая мокрые дорожки на фарфоровой коже щёк.