— Каким же я всё-таки был...
: “Гадкий утёнок” — о! — это не обо мне. Я просто помню всё — и никак не могу забыть; смешная мысль — потерять свою память; я помню — и медленно понимаю, и только этим живу; я весь там — в нашем вчерашнем... Нашем настоящем вчерашнем. И хватит об этом:
..: Глупые, неумелые строки. Прямые слова. Я вернусь к ним позже — когда научусь говорить; и я обязательно скажу об этом — так, чтобы быть понятым — своим голосом: после, потом...
— Делаю первый шаг. Учусь говорить и дышать:
: Одновременно.
... я сделал вдох — тогда, в те годы,— и пришло время выдоха.
< : “ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ...” >
: Да. Как бы сказал Сталкер — тогда. В прошлом. Без которого я ничто, ноль, “не-я”... И потому вновь неизбежно приходит время думать, писать и понимать — и я пытаюсь понять, описывая — и лишь сейчас начинаю понимать:
: Всё, что было с нами тогда.
С каждым из нас:
: Я живу теми нашими днями и жизнями — словно за всех, заново — и всё так ясно вижу — снова — и понимаю... За себя — и за каждого:
РЕМИНИСЦЕНЦИЯ II. За Егорова.
— Преследование: ХА!.. Я на их месте хоть бы одной извилиной раскинул, прежде чем устремляться дальше за мной. Потому как ежели пред тобой оч-чень крас-сиво опускают свод — нет, не на тебя, сиречь на твою, то есть твой глупый безмозглый кочан,— а ровно перед тобой; да не ‘насмерть’, не на-совсем опускают, а так — задержать да позлить, да ещё весело дожидаются с той стороны — не уходят, хотя вот она: фора,— беги и исчезай, растворяйся, шхерься в этом родном тебе до боли Лабиринте, где каждый камень — твой, и каждая щель — ты и часть тебя, и так легко сгинуть от этих придурков без всякого следа от себя — но ведь нет: жду, то есть — для них — ждёт с той стороны, да ещё — эх, обида! — бычком в морду под цитату из Каттнера — жах! — да-а... Я б на их месте — хотя и дико это звучит: “я на их месте”,— ну да ладно; я бы на их месте даже не думал, а тихо сыканул, то есть пописал кипятком в четыре струи — или согласно любому другому количеству дырочек в пуговицах их дешёвых гАвёных комбезов — да предпочёл раствориться в упомянутом лабиринте, по возможности в направлении выхода и достаточно немедленно: то есть практически мгновенно — сшибая и расшибая крепи, искривляя пространство, пронзая бут и монолит...
: Насквозь. Ага. То есть как в той уродской статье в “ТуРЭДских новостях” ( для тех, кто не читал — на своё счастье — всего пафоса и кретинизма данной статьи я передать не в силах; скажу только, что недоумку Рэду за участие в качестве ‘главного хауптперсонена’ в той статье не отмыться теперь до конца жизни — ну так всяким недоумкам и надо; вообще газетёнка “Туристкие новости” — хуже скверной, кто её читает — не умнее тех, кто в ней печатается/прописывается,— ну и “енд” с ней-и-ними ),—
— И больше бы НИ-КО-ГДА — да! ( возвращаюсь в мыслях к своим даунам ) здесь, в наших штреках не показывался.
: Руководствуясь инстинктом самосохранения, значит — не даром важнейшим после полового...
— ‘Ведь это наши штреки: они помогут нам’,—
: Но нет там — где положено — у моих преследователей ни мозгов, ни извилин; и иные инстинкты там правят бал — не инстинкты даже: шиза-и-ненависть... Ненависть и шиза.
— А значит, будем учить. Оч-чень, оч-чень больно. И по возможности красиво —
: Достаточно красиво — полагаю я про себя, устремляясь от данных козлов подальше — в соответствующий проход. И методично позвякиваю баллончиками в рюкзачке за спиной: словно бубенчиками.
: Подманиваю, значить.
РЕМИНИСЦЕНЦИЯ I. За себя.
... это было, когда Сталкер ещё на своей подлодке шпионской плавал: году в 81-м то есть. И через два года после того, как искали Шкварина. Сашка до сих пор называет — “спасаловка-по-Шкварину”,— хотя какая же это спасаловка, когда искали тело? Не понимаю. У Егорова вообще очень интересно иногда получается: скажет слово, и видно всем, что — неверно, все это понимают, но повторяют за ним – то-ли он как-то так говорит, что привязывается, то-ли созвучие внутреннее верх берёт — не знаю. Но только я так неверно говорить не могу:
: Повторять, как попугай...
— и как-то очень грубо получается: “спасаловка по...” Словно неуважение какое-то. Хамство презрительное — невзначай с высоты: “...”... Потому мне проще сказать: искали. Хоть я тогда с ними не был — сам в армии служил; “служил” — тоже не то слово, тошно служить — и армия моя совсем не армия была — в том смысле, как о ней тогда говорили; может, война? Не знаю. Войной её там тоже не называли. Не было тогда ещё этого слова. Для нас, по крайней мере. Но я не хочу о ней — хорошо, что вернулся. И славно, что целым. < В транспорте, на котором возвращались, мы были как бы в два этажа: те, кто в трюме — в цинках — и мы, наверху. На палубе. Пьяные в жопу — что наверху... И было нас примерно поровну. > Но я не буду об этом здесь.