– Ты местный? – парень молча кивает, Олег протягивает ему предпоследнюю сигарету в пачке. Сам берет последнюю. Прикуривают от одной спички.
– А как же ты тут оказался?
– Прогуляться вышел.
– Ничего себе прогулка, – Гагарин же знает, что ближайший посёлок находится, гм, даже и не вспомнишь, как далеко.
Парень снова застенчиво улыбается, мол, ничего особенного, всегда так хожу, каждый божий день. Каждый божий…
Ну и спрашивает, сугубо из вежливости, для поддержания разговора, так как, по сути, это же не его дело:
– Командир, а что ты тут стоишь? Загораешь?
– Да видишь, заглохла и не заводится, – Олег готов распсиховаться: как будто и так непонятно…
– Так ты поломался? Тебе помощь нужна?
В ответ Олег делает последнюю затяжку. Вот и сигареты закончились.
– А что ты не тормознёшь тогда никого?
Этот вопрос выглядит логично, если бы снегоход стоял на оживлённой трассе, однако за всё путешествие из пункта А в недоступный пока пункт Б Олег Гагарин не видел ни одного транспортного средства. Его никто не обгонял, да и он тоже никого не. Гость понимает молчание водителя по-своему.
– Сейчас я тебе помогу. Тормозну, – говорит он уверенно и хлопает дверцей.
Выходит, значит, на снег, на мороз, вытягивает руку – всё как положено, всё как у людей.
И в этот самый момент (или чуть позже, но совсем через минимальный промежуток времени) раздаётся отдалённый шум приближающегося транспортного средства.
В зеркало заднего обзора Гагарину видно, что к ним приближается мощный тягач, который его спаситель благополучно тормозит. Они цепляют снегоход к тягачу и тащат его сколько-то там км до ближайшего городка, где есть не только автомастерская, но и, о чудо, постоялый двор.
Попутчик, выполнив предназначение, благополучно исчезает, едва они въезжают в посёлок, поблагодарил и растаял в заполярной мгле, будто и не существовал вовсе.
Олег, поставив машину в гараж, пошёл в столовую, отведал наваристого борща со сметаной и дёрнул пару запотевших рюмок огненной воды.
Затем на постоялом дворе, в жарко натопленной комнате, не разуваясь, развалился на огромной, непропорционально раздутой перине.
Самое удивительное, что утром его боевой конь завёлся с первой попытки. Отогревшись в гараже. Накануне он сильно замёрз. Просто замёрз. Замёрз и не выдержал.
Гагарин про тот северный случай и не думал после, мало ли чего… А в этот раз Голос услышав, тут же вспомнил, что да, было. Вспомнил тот, первый раз, когда…
Так бывает, если возвращаешься в места, где давно не был, встречаешь старинного знакомого или находишь между страниц увесистого тома пожелтевший конверт с письмом. И тебя словно к розетке подключают, возвращается контекст, тот самый, который был да сплыл, весь вышел.
В жизни Гагарина нет ничего странного или необъяснимого. За исключением этого самого голоса, непонятно откуда идущего. Его и за исключение-то посчитать сложно: ну было один раз, теперь вот, много лет спустя, так же случайно и бесповоротно, вторая серия. И не факт, что когда-нибудь случится третья. Но ведь может. Раз было.
– Чего же ты хочешь? – спрашивает Голос.
Гагарина трудно удивить. Он точно знает, что Голос – не галлюцинация. Так уж мир устроен. В нём всякое бывает. Мало ли что. Почти уже вступая в диалог, Гагарин пожимает плечами. В комнате душно. Ему хочется выйти на балкон. На улице листва шепчет, над домом прохладное облако проплывает, похожее на карту Древней Греции.
На подоконнике лежат сигареты и зажигалка. Гагарин закуривает, так думать легче. И отвечать легче.
– Как все, – после паузы говорит Гагарин, – хочу, чтобы всё было и мне за это ничего не было…
– Но это слишком общо, – сердится Голос, – чётче, чётче формулируй.
– Ты меня как-то врасплох застал, – оправдывается Олег, он привык оправдываться, даже если в том нет особенной необходимости.
– Думай сейчас, потом будет поздно, – Голос проявляет раздражение. – Впрочем, может, и не будет…
– В голову всякие глупости лезут, – смеётся Олег, – вроде того, чтобы Фриде перестали каждое утро подкладывать носовой платок с синей каймой.
– Шутка хороша один раз, – обижается Голос.
– Ну да, да, я понимаю, – спешит согласиться Олег, – а вот нельзя что-нибудь глобальное хотеть, типа мира во всём мире?
– Ну и дурак же вы, Олег Евгеньевич, – еще больше сердится Голос, – желание должно быть конкретным. Иначе это не желание, а пустая фантазия, мечта…