Но взглянув на Нельсона, она испугалась. Его согнутая спина, худоба, бледное осунувшееся лицо, ухудшившееся зрение его единственного глаза все указывало на пагубное действие тех чрезмерных нагрузок, которые он испытал, и на прогрессирующую, изнурявшую его болезнь.
Если он теперь поедет туда и снова окунется в разрушительную стихию штормов и сражений…
Казалось, страх ее души передался и ему. Он посмотрел на нее испытующе. Встретив ее взгляд, попытался улыбнуться, но это ему не удалось.
По словам Блеквуда, единственный глаз Нельсона всегда сверкал. Теперь этот блеск исчез.
Он поднялся, медленно, устало. Заговорил тихим голосом и запинаясь. Попросил время на раздумье.
Завтра Блеквуд должен прийти снова, чтобы узнать его решение.
Весь день он просидел в своей комнате за закрытой дверью. Даже по просьбе Эммы не от крыл ее. Она слышала, как он безостановочно ходит взад и вперед.
Но с наступлением ночи он пришел к ней. Сказал, что его убивают каменные стены и духота дома, и попросил ее выйти с ним в аллею парка.
— На ют, — проговорил он, принужденно улыбнувшись.
В парке он внезапно остановился и, задыхаясь, хриплым голосом, с отчаянием во взоре объявил о своем решении.
Он не хочет принимать предложение. Никогда больше не уедет из дома. Хочет остаться в Мертон-плейс с Эммой и Горацией и наконец-то насладиться своим домашним очагом, тихой мирной жизнью, которые он заработал долгими годами тревог и скитаний, в шумных сражениях…
Счастье?
Это счастье — для человека никому не известного, безымянного. Создан ли для этого герой, покрытый славой? Не были ли для него старческие болезни, медленное погружение в забвение хуже, мучительнее, чем ранняя смерть?
Эмма слишком хорошо его знала. Его хриплый, запинающийся голос, угасший взгляд показали ей, что с ним происходит. Втайне он страстно стремился к новой славе. К новым свершениям. К блистательному увенчанию величественного дела всей своей жизни. Но он подавил в себе это желание, постарался заглушить его.
Потому что он прикован к женщине, потому что породил дитя.
Самсон и Далила…
Неужели история славных дел скажет когда-нибудь то же, что говорит Джошуа? Что Эмма, леди Гамильтон, из тех покрытых позором женщин, превращавших мужчин в баб, героев в трусов.
Ею овладело какое-то дикое, яростное воодушевление. Она посмотрела на Нельсона горящими глазами, схватила его за плечи и встряхнула.
Он должен идти туда, куда призывает его долг и слава. Пусть погибнет женщина, которую он любит. Пусть умрет голодной смертью дитя, которое он породил. Что с того? Они — пыль, которая исчезнет без следа, унесенная легким порывом ветра. Никто не спросит, где они, что с ними стало. А герой — это гранитная, высоко вздымающаяся скала. Человечеству дано право ловить солнечный свет его глаз; черпать в нем утешение, веру, силу, когда оно, полное сомнений, взирает вверх из мрачных ущелий повседневности.
Он должен идти, должен!
Он не мог поверить, что в ее душе таится то же, что произносят ее губы. Но она повторяла ему это снова и снова.
На следующее утро он сообщил Блеквуду, что принимает назначение. Но когда капитан стал благодарить его, превознося его самопожертвование, Нельсон покачал головой и указал на Эмму:
— Если бы на свете было больше таких женщин, как Эмма, было бы и больше таких мужчин, как Нельсон.
Двадцать первое октября.
Трафальгар…
Из могучей армады Наполеона спаслось не более десятка кораблей. Окончательно утвердилось господство Англии на море. Героизм Нельсона был увенчан победой. Венцом смерти триумфатора.
Велика была победа, велико и ликование. Но народ торгашей все же счел, что потеря больше победы, траур выше ликования. Проявил свое благородство в скорби по павшему герою.
Эмма была убита горем. Она неделями не покидала своей комнаты. Лежала в постели, без слез, ее сотрясала лихорадка. Она выкрикивала имя Нельсона. Разговаривала с ним, нежно что-то шепча, словно он стоял перед ней, наклонялся над нею, обнимал ее, искал ее губы для страстного поцелуя.
Потом она снова часами сидела в углу, размышляла о чем-то, уставившись в пустоту, глухая к уговорам матери, равнодушная к детским ласкам Горации, безразличная ко всему, что ее окружало.
Ею владела лишь одна мысль. Владела всеми ее чувствами, каждым побуждением. Ведь в тот момент, когда он прощался с ней в Мертон-плейс, она знала, что он не вернется. И он тоже — ведь и он это знал.