Поняв, что такая форма объяснения до пленника не доходит, скелет открыл рот… вот только очень трудно что-то сказать, когда у тебя нет ни языка, ни легких. Все, на что хватило костлявого кривляку, это издать несколько щелкающих звуков челюстями. После чего скелет повернулся к одному из мертвяков — вероятно, за поддержкой.
Впрочем, и труп ходячий оказался не мастак вести беседы. Из его раскрытого зловонного рта вырвалось лишь несколько сдавленных звуков. Понять и осмыслить которые не смог бы, наверное, даже мудрейший и могущественнейший из колдунов. Но уж никак не простой смертный, бродяга, относительно своей мудрости не обольщавшийся.
— Все равно непонятно, — потому сказал Освальд. Наверное, даже руками бы развел, не будь они связаны.
Скелет и мертвяки переглянулись. «Совещаются они что ли?» — подумал бывший вор.
Затем один из мертвяков отошел, чтобы вскоре вернуться… с черным угольком в окоченевших пальцах. Не иначе, из печки вытащил.
Уголек мертвяк передал скелету — видимо, трезво оценил свои возможности, вернее, возможности своих неуклюжих пальцев воспользоваться этим предметом.
Склонившись над столешницей, скелет принялся водить по ней угольком: то ли рисовал что-то, то ли писал. Точно Освальду было неизвестно, поскольку столешница нависала над ним, лежавшим на скамье. А приподняться, чтобы посмотреть, бывший вор не мог.
Впрочем, самому подниматься и не пришлось. Освальда приподняли — осторожно, как могли — два мертвяка, подхватившие его под мышки. И посадили на скамью. Так, чтобы он мог видеть плоды стараний их костлявого товарища.
А увидел на столешнице Освальд… буквы. Большие, коряво выведенные, но вполне узнаваемые.
Да, жизнь в деревне и воровская стезя не очень-то способствуют просвещению, так что до встречи с мастером Бренном Освальд грамоты не знал. Зато в последнее время, тщась произвести хорошее впечатление на грамотную Равенну, бывший вор усиленно пытался научиться читать. Даже стянул одну из книг из библиотеки старого колдуна.
Плодов эти его усилия до сих пор не приносили. Читать Освальд худо-бедно научился лишь по слогам. Книга, оказавшаяся каким-то нуднейшим трактатом о металлах, ни душу, ни сердце бывшего вора не тронула. Да и в мозг проходила с еще меньшей охотой, чем верблюд из дальних южных краев через игольное ушко. А главное: Равенне, похоже, было совершенно безразлично, насколько грамотен один из ее соратников. Да-да, всего лишь «один из». Как ни печально.
Зато теперь с трудом обретенное знание пришлось весьма кстати. Сколь ни коряв был почерк костлявого татя, а написанное Освальд смог прочесть — и понять.
— По-мо-ги, — осторожно, по слогам произнес он, повторяя накарябанную углем надпись, — помоги? Помочь… хотите, чтобы я помог?
Вопрос свой бывший вор проговорил уже с нахлынувшим изумлением — отразившимся и в голосе его, и в выражении лица. А глаза Освальда сделались, наверное, немногим меньше по размеру, чем золотые монеты.
Скелет в ответ кивнул: лишенный кожи череп качнулся на костлявой шее.
— Ишь, как получается-то, — затем изрек бывший вор, — никогда б не подумал, что нежить меня о чем-то попросит. О помощи, подумать только! Но… погодите? С какой стати мне вам помогать? Вы ж… мерзкие твари, если кто не знает. Толком умереть не можете, живым людям это… жить мешаете. На меня вон напали, в засаду заманили. Так почему это я должен вам помогать? Объяснить потрудитесь-ка!
В ответ на эту речугу скелет провел костлявым пальцем себе поперек шеи. Простой жест, зато какой красноречивый! И весьма доходчивый. В прежней воровской жизни Освальд нередко сталкивался с такими вот краткими, но вполне понятными объяснениями.
— То есть… если откажусь, вы меня убьете, — произнес бывший вор, и щерящаяся черепушка снова качнулась, обозначая кивок, — не самый лучший расклад. А знаете, за меня ведь будут мстить… если что.
В ответ на последнюю фразу скелет раскинул руки, словно бы для объятий… нет, скорее, развел руками. Мол, нам-то, мертвым уже, чего бояться мести?
— Ладно, — Освальд вздохнул, — тогда другой вопрос. Как я вам помогу — не подскажете?
Скелет уперся двумя пальцами правой руки, средним и указательным, в столешницу. И, перебирая пальцами, подвигал над нею кистью — изображая как бы маленького человечка, решившего по столешнице прогуляться.
— У-у-у, понял! — сказал бывший вор, воодушевленный собственной догадкой, — вы хотите, чтобы я пошел… с вами. Да? Пошел куда-то, где мне все объяснят?
А в ответ — снова кивок.
В путь отправились не сразу, а спустя примерно час. Дождавшись, когда кровавое зрелище на небе, вызванное схваткой закатного солнца с истончающейся к ночи пеленой, померкнет.