Царь Дарий вынужден, по своему собственному указу, но против своей воли, бросить Даниила в Львиный ров, но Бог спасает Даниила:
«19 На другой день царь встал на рассвете и поспешил к яме со львами. 20 Подойдя к яме, где был Даниил, царь с тревогой позвал его: «Даниил, раб Бога живого! Сумел ли Бог твой, которому ты непрестанно служишь, спасти тебя ото львов?» тут Даниил заговорил с царем: «Царь, вовеки живи! 22 Бог мой послал ангела Своего, тот закрыл львам пасть, и они не тронули меня; ведь я ни в чем не виноват перед Богом, да и перед тобой, царь, не повинен ни в каком преступлении». (Дан. 6:19 - 22)
Даниил возвращается к своей былой славе, обвинители (и их семьи!) пожирают львы, и Дарий повелевает, чтобы «Вот мой указ: пусть все подвластное мне царство дрожит и трепещет пред Богом Даниила. Ибо Он — Бог живой и пребудет вовеки, царство Его нерушимо, и власти Его не будет конца». (Дан 6:26). Это прекрасная сказка о том, что все хорошо, что хорошо заканчивается (за исключением съеденных людей и их семей!), но при помощи королевского суда.
Нет сомнений в том, что история и другие подобные ей в библейской традиции освобождения перед смертью или спасения в самую последнюю минуту - подумайте об Иосифе или Сусанне - были бы полезны для верных евреев, столкнувшихся с насмешками или дискриминацией. Но как это могло бы помочь им в ситуациях смертельного преследования, когда Бог не вмешался, и они умерли как мученики? Это вторая традиция, которая стала гораздо важнее первой.
Классический пример второй модели божественного оправдания, спасения после смерти, появляется в книге Премудрости Соломона 2-5, книге, написанной незадолго до времени Иисуса и теперь является частью Апокрифов христианской Библии. В этой более обобщенной истории преследователи намерены угнетать праведников, потому что последние выступают против их “могущества” и обвиняют их в грехе:
«Будем притеснять бедняка праведника, не пощадим вдовы и не постыдимся многолетних седин старца. Сила наша да будет законом правды, ибо бессилие оказывается бесполезным. Устроим ковы праведнику, ибо он в тягость нам и противится делам нашим, укоряет нас в грехах против закона и поносит нас за грехи нашего воспитания; объявляет себя имеющим познание о Боге и называет себя сыном Господа; он пред нами – обличение помыслов наших». (2:10 -13)
Они намерены, как бы, провести большой эксперимент, чтобы увидеть, будет ли Бог защищать верующих:
«он считает нас мерзостью и удаляется от путей наших, как от нечистот, ублажает кончину праведных и тщеславно называет отцом своим Бога. Увидим, истинны ли слова его, и испытаем, какой будет исход его; ибо если этот праведник есть сын Божий, то Бог защитит его и избавит его от руки врагов. Испытаем его оскорблением и мучением, дабы узнать смирение его и видеть незлобие его; осудим его на бесчестную смерть, ибо, по словам его, о нем попечение будет». (2: 16 -20)
Далее Автор продолжает, по крайней мере, с неявной критикой этой модели спасения до смерти, которая заменяется моделью спасения после смерти:
«А души праведных в руке Божией, и мучение не коснется их. В глазах неразумных они казались умершими, и исход их считался погибелью, и отшествие от нас – уничтожением; но они пребывают в мире. Ибо, хотя они в глазах людей и наказываются, но надежда их полна бессмертия». (3:1 -4)
Это, конечно, вторая модель, которая предположительно стоит за евангельскими историями о казни и оправдании Иисуса. Это совершенно ясно в рассказе Марка.
Во-первых, над Иисусом издеваются прохожие, представители власти, и даже распятые вместе с ним, при полном отсутствие упреждающего божественного вмешательства, чтобы спасти его от смерти на кресте, по словам Марка:
«29 Прохожие бранили Его, презрительно качая головой, и говорили: «Эй Ты! Ну что, разрушил Храм и в три дня построил?! 30 Спаси самого себя — сойди с креста!» 31 Так издевались над Ним и старшие священники с учителями Закона. «Других спасал, — говорили они, — а себя спасти не может.32 Помазанник, Царь Израиля! Пусть сойдет с креста у нас на глазах — тогда Ему поверим!» Даже те, что были с Ним распяты, оскорбляли Его». (15: 29 - 32)