Суббота, 27 августа 1977 г, утро
Ночью к ним никто не приходил. Утром позвонил дядя, сказал, чтобы о нем не беспокоились. К нему приехала тетя Валя, она о нем и позаботится. Напомнил, когда поезд и где лежат билеты, проинструктировал, что все продукты надо выкинуть. Яся нелицеприятно высказалась об умственных способностях дяди Томы, собрала целую сумку, и двинула со двора к бабе Мане. Момент для ухода она выбрала самый неподходящий. Это Тома поняла, когда застыла над открытым чемоданом и соображала, что же она забыла. То, что она обязательно что-то забыла, она знала точно. Но вот что именно, сообразить никак не могла. А подсказать, что именно, могла только Яся, но та удалилась, игнорируя свои самые святые обязанности.
Скрипнула дверь, и Тома, облегченно вздохнув, сказала не поворачиваясь:
- Как хорошо, что ты так быстро, а то я, без тебя, как без рук.
Не получив ответ, повернулась и взвизгнув подпрыгнула.
Сверху, практически от потолка, на нее лился дождь цветов. Цветы были самые разные и самых разных цветов. Когда же цветы закончились, их место заняли лепестки алых роз.
Тома была полностью ошарашена, поэтому задала, наверное, самый глупый, в этой ситуации, вопрос:
- А почему лепестки алые?
- А ты разве у горсовета не была? Там же только алые розы растут...
- Росли... - помолчав, добавил Костя, - пацаны, наверное, ночью все сорвали. Я им команду дал, а сам с ними не пошел. Вас ждал, извиниться хотел. Поэтому один и оказался...
Костя , явно волнуясь, вдруг взял Томины ладошки себе в руки, и заговорил, сбивчиво и волнуясь:
- Томочка... Я... как увидел вчера, что тебя прижал к себе этот урод, так у меня прямо внутри все оборвалось. Знаешь, вот тогда и понял, как же я тебя люблю. Что жить не смогу, если с тобой, что случится. И то, что дороже тебя для меня никого нет. И, какой же был дурак раньше. И то, что влюбился в тебя с первого взгляда, просто себе признаться боялся. Признаться боялся, а перед глазами все ты. Засыпаю с мыслями о тебе, просыпаюсь - перед глазами ты. Во сне тоже ты. Не даешь себя обнять и все ускользаешь. На пляже на каждую девушку оборачиваюсь, все ты мерещищся...
Костя, прижав ее ладошки к своей груди, виновато взглянул:
-Прости меня, пожалуйста. И за то, что ночью у ставка было. Я там просто с ума сошел, оттого, что ты рядом. И за остров. Я же на ставке твою грудь погладил. Так у меня, до сих пор, рука чувствует ее. Ее тепло, какая она. Вот мне и захотелось посмотреть, на нее еще раз... потому и подглядывал. Я же честно говорю... за такое нельзя обижаться...
Тома неловко вытащила ладошки из его ладоней и прижала к себе, словно защищая предмет обожания Кости.
Костя замер, не зная, куда девать руки, брошенные ладошками Томы. Потом осторожно, боясь, что его оттолкнут, взял Тому за локти, заскользил ладонями к плечам, легонько сжал, и, робко, попытался потянуть Тому к себе.
Тома, не далась, испуганно прижала локти к телу, оторвала ладошки от груди, быстро положила их на плечи Кости. Она инстинктивно собралась Костю оттолкнуть, но, ощутив, под правой ладошкой, тугую повязку, замерла...
Взглянула на него исподлобья и тихо спросила:
- Больно было?
- Боль это ерунда... - сказал Костя, и замолчал...
Потом, тихо и неловко, добавил:
- Вчера, за тебя, я, жизнь был готов отдать...
Что-то, мешая дышать, сжало горло Томы...
Потом, ушло, брызнув из глаз слезами...
Удивительно, но только сейчас до Томы дошло, что вчера, что-то ужасное могло произойти не только с ней и Ясей, но и с ним, Костей.
И, что, за всю ее жизнь, никто-никто, кроме Кости, не рисковал жизнью ради нее...
Поэтому, когда Костя робко потянулся к ее губам, она не отпрянула, как сделала бы еще минуту назад. Наоборот, приоткрыв губы, и закрыв глаза, стала ждать...
Тома лежала на спине и чувствовала как Костя нежно целует, то верхнюю ее губу, то нижнюю, а то обе одновременно, а его язык, то проникает ей в рот, касаясь и поглаживая ее язык, то гладит и обводит ее губы. Ей казалось, что она лежит не на постели, а плывет в чем-то теплом, обволакивающем. Поэтому, когда она заметила, что ее халат распахнут, а ладони Кости гладят и нежно сжимают ее голые груди, то вяло, скорее, для порядка, побарахталась, чтобы выбрать из-под них, но потом обессилено откинулась, закрыла глаза, и опять отдалась теплому потоку, ласкающему ее .
Вдруг губы ее опустели, и она почувствовала, что ее левую грудь, гладит уже не рука, а нежно и бережно целуют губы. Тут она почувствовала, что она уже не лежит изнеженно в теплом потоке. Она утонула внутрь своего тела и, оттуда, зачаровано, смотрит, на то, что происходит с ее телом. Увидела, каким-то удивительным внутренним видением, как губы осторожно втянули в себя сосочек, пососали его и передали языку. Язык с любовью прокрутился вокруг него, дружески лизнув по самой верхушке, оставив там, сладко звенящую точку. Губы же, продолжили всасывать уже ее грудь и, не остановились даже, когда она вся оказалась во рту. Тома ощутила странную легкость в груди, даже легкое тянущее чувство как будто кто-то, мягко, украдкой, отнимает у нее грудь. Она испугалась, но, почуяв это, рот выпустил грудь, и она, уже почти, выскользнула на свободу. Но, в самый последний момент, губы поймали сосок, и начали втягивать ее назад. Грудь поняла, что никто ее не крадет, с ней просто играются. Поэтому перестала бояться и стала наполняться странным, невидимым изнутри, томлением.