— Но это неправда, Майк, что мне все безразлично…
— Знаю.
— Почему ты так поздно ответил на мою телеграмму?
— Я боялся этой встречи… Гарриэт, ну тебя совсем, напряги наконец как следует свое воображение, подумай о том, что я чувствую. Я не могу обойтись без тебя, я даже не знал бы, что мне делать с другой девушкой.
— Ох, в этих делах ты разбираешься даже слишком хорошо. Обошелся бы без справочника.
— Ты ужасно глупая, Гарриэт.
— А ты еще глупее.
— Может, потому, что все еще надеюсь… Впрочем, не стоит об этом говорить.
— Продолжай, почему ты не продолжаешь? Раз уж начал… Мы ведь для того и встретились, чтобы поговорить. На что ты надеешься?
Бармен поставил перед нами рюмки и тарелочку с пирожным для Гарриэт.
— Съешь поскорее это пирожное, — сказал я, — Не выношу сладкого рядом с алкоголем.
— Раньше выносил. — Она обратилась к бармену, — Уберите это пирожное.
— Плохое? Вы не такое хотели? Их недавно принесли из пекарни, они прямо-таки безукоризненны.
Гарриэт отодвинула тарелочку.
— Мой спутник не выносит вида пирожных в баре.
— Но ведь мистер Уинн сам это заказывал, — удивился бармен.
— Такой уж он.
Бармен отошел.
— Майк, — сказала Гарриэт, — а сегодня ты уже не боялся этой встречи… Тебе было грустно без меня, правда?
— Мне все еще грустно.
— Теперь, со мной?
— Тем более. Выпей… Ты знаешь, что такое одиночество?
Она сделала наивные глаза и чуть глотнула из рюмки.
— Я читала ночью статью о космонавтах. Ждала твоего звонка и читала — не могла уснуть. В этой статье пишется, что пилот межпланетной ракеты в космическом пространстве, находясь за сотни миль от Земли, будет чувствовать себя ужасно одиноким. И что эту проблему надо как-то решить. Ты говоришь о чем-то в этом духе!
— Одиночество космонавта может оказаться ничем по сравнению с одиночеством человека, живущего среди людей.
Я почувствовал, что Гарриэт касается меня коленом.
— Майк, тебе вовсе незачем быть одиноким.
Я отодвинул свою ногу.
— Если я соглашусь на твои условия, то буду еще более одиноким — рядом с тобой. Это было бы хуже всего.
— Никогда мне не понять, почему ты так боишься брака.
«Ну, ладно, — подумал я, — скажу тебе кое-что в последний раз, скажу, хоть это не имеет смысла и не стоит тратить время на это».
— Гарриэт, послушай, почему. Потому что бумажка, которую ты получишь от официального учреждения, значит для тебя больше, чем любовь, а ведь любовь встречается гораздо реже, чем брак… И потому что с меня хватает ограничений, предписаний и условий, я не хотел бы вносить их еще и в частную жизнь, в любовь. Только любовь, только те ограничения, которые она на меня налагаёт — вот что я могу тебе предложить, но это ведь больше всего, что можно дать другому человеку.
— Майк, пойми, что я…
— Выпей, Гарриэт, немедленно выпей до дна. И ничего не говори, тема уже исчерпана.
Я выпил виски, заказал еще. И драй-мартини для Гарриэт. Попросил даже, чтобы бармен принес эти мерзкие пирожные с сыром. Поправил абажур лампочки, чтобы свет не бил в глаза Гарриэт, сдул пепел, упавший с моей сигареты на стойку. Я соображал, что бы еще такое сделать для Гарриэт, но ничего не придумал.
— Если б я на это согласилась, — спросила Гарриэт, — ты повел бы меня сегодня к себе на ночь? Правда?
— Не только на ночь. Немедленно повел бы, даже на вечер.
— Вот видишь, какой ты, Майк.
Я не знал, что она имеет в виду и чем ей не понравился мой ответ. Ведь она же наверняка понимала, что я не ответил бы вот так никому, кроме нее. Но я не сказал этого вслух. Все равно — мы друг друга не понимали.
Гарриэт сказала:
— Видишь сам — ты даже ничего ответить на это не Можешь. Ты должен признать, что я права. Любовь не Может ограничиваться одним этим… Но ты ужасно Упрямый.
Я начал нервничать.
— Гарриэт, умоляю тебя, перестань стрекотать. Ты слишком мало видела в жизни, чтобы разобраться в этом… Слушай, Гарриэт, у меня к тебе есть просьба, — только давай больше не говорить на эту тему, ничего хорошего из наших разговоров не получится. У меня к тебе другая просьба.
— Я тебя слушаю, Майк. Какая у тебя просьба?
— Ты летаешь в Сьюдад-Трухильо. Сидишь там по нескольку часов, иногда и до утра, верно? Я сейчас занят одним трудным делом, таким запутанным, что впору подумать об участии злых фей или гномов.
— Убийство?
— Нет. Похищение драгоценностей из знаменитой коллекции.
— В самом деле?!
— В самом деле. И мне необходима одна маленькая деталь, а ты могла бы мне тут помочь. Если захочешь. Награда назначена большая, я бы отдал тебе половину этих денег на приданое.