- Что, писатель? - двигается для места Орда. - Какие успехи?
- Глава... - заспанный, руки в карманах, вышел я из казармы, - две тысячи двадцать вторая: "На Западном фронте без перемен", - безнадежно машу я рукой.
При переходе границы на пропускной приметил Орда молодую деваху: лицо так себе, ничего интересного, но долгие, как тень на закате, ноги, и наполнена грудь до краев.
- Док, оцени! - привлек он бойца.
- Десять баллов, - едва взглянув, дал высшую оценку Док.
И вот прошло лишь несколько дней.
- Ты взял самую высокую шкалу, Док, - сижу я теперь в курилке напротив него, - Это правильно. Но тогда не было выше оценки, и никто не знал, что она будет. Но, Док, прошло время. И сегодня я бы дал той девочке двадцать по высшей шкале. А завтра ты дашь уже пятьдесят. И так, пока мы не вернемся обратно. Здесь другие расценки, Док...
Всё люто тут в "Беркуте":
Рядом метет плац "робот" - пленный из своих, на местном жаргоне. Сидел ночью в подвале, сейчас выпустили на шрафработы. Нагибается подобрать у урны бычки, его бьет сапогом часовой:
- Медленно движешься!
Мы смотрим, не вмешиваемся. Откуда такая жестокость?
- Слышь, друг, за что тебя? - окликает его Орда, когда уходит боец.
- Они говорят, за пьянку! - еще не остыл от волнения "робот" - обычный парень, крестьянин или рабочий. - Нарушил, мол, комендантский час и сухой закон республики. Жена вчера сына родила уже в полночь, шел с роддома домой, по дороге выпил бутылку пива - его-то продают при этом сухом законе!.. Меня хватают и тащат - "У нас недельки две посидишь!" За, что?!.
Местные делятся на две касты: вояки и "роботы". И из первых очень легко перейти во вторые. Не спасают никакие заслуги. Ночью ушел с поста начальник караула. Третьи сутки в наряде, забыли сменить. Догнали, схватили, разоружили - в подвал, в "роботы". Утром, уже без ремня, китель навыпуск, разгружает на кухне продукты. Его боец пришел с увольнения с запахом перегара; пил дома вчерашним днем. Выбили зубы, дальше - "робот", подвал. Но рядовой оказался покрепче начкара: "Я, - говорит, - выйду отсюда, вам, твари, не только зубы, дух из вас вышибу!" Отсидел так два дня, и за забор его навсегда: хромай, мол, отсюда...
Срок жизни "робота" ограничен случаем. Он наступает, как правило, по двум обстоятельствам: по милости командиров - чего не дождешься, и по появлению новых "роботов". Тогда старые освобождаются и вновь переходят в вояки.
Но, как тот недавний отец, есть "роботы" и гражданские. Повар на кухне после обеда стирал в пищевой баке носки. Уже к ужину лишился всех привилегий, получил место в подвале, и вместо черпака швабру с помойным ведром. Девочка, четырнадцать лет, попала в аварию. На место крушения прибыл наш "Беркут", забрал сюда и, пока не едут родители - а им наплевать, определил на кухню в помощницы.
Днем в "Беркуте" бунт на корабле - отказался служить целый взвод, девять бойцов. Бросают форму с оружием, выносят из казармы к воротам вещи. На КПП полный досмотр: не унесли бы ружьишко. Кто-то из наблюдающей толпы во дворе:
- Это же банда Гапона!
Какое поганое имя - Гапон. Но как символично! Гапон - бунтарь, провокатор!..
Сам Гапон, стоит весь в гражданском, плюется по сторонам:
- Да, по миру лучше пойду, чем жить под вашим копытом!
Всем плюнуть по разу - озеро будет. Но бунт подавлен, зачинщиков за борт!
- Прощайте! - счастливые, уходят в ворота бойцы.
Мятеж случился в неудобное время - днем. Когда по важным причинам отсутствовало высшее руководство: Сочи валялся пьяным, его зам по боевой части Сармат, пил за забором, зам по тылу Карабах шерстил в городе, а с бунтарями разбирался, - ни вода, ни каша, - Спец. В итоге всех просто отпустили с отряда.
В полночь, пьян-распьян, - сухой закон в республике! - в казарму влетает Сармат: построение по тревоге отряда. Нас не касается, и я стою далеко в коридоре, слушаю, что несет этот черт:
- Кого еще раз поймаю с перегаром - сам лично тут расстреляю! - орет он, плечистый и молодой, на годных ему в отцы. Стволом вниз, висит на плече автомат, за ремнем кобура, разгрузка с гранатами. Рядом Братишка - тощая жинка - длинный кол с напяленной на него шевелюрой. Редко такое пугало встретишь. У пугала винтовка СВД и, не поднять, пистолетище. Тоже пьяна в стамеску. Хороший такой семейный подряд. Вышли надрать уши нашкодившим ребятишкам. - Я для вас тут всё делаю, а вы мне на голову срёте! Самих вас с пылью смешаю! Кто не верит моему слову - поинтересуйтесь за меня в СБУ (Служба Безопасности Украины), - выставляет Сармат вперед себя хромую правую ногу, - Вот у нее спросите! У ноги моей!.. ("Попали из танка", - припоминаю я, однажды оброненные Сарматом слова) Кто тут Гапона выпустил?! Этот Гапон, я вам говорю, дезертир и предатель! Он уже "спятисотился" ("пятисотый" - трус) раз до этого... Кто на посту стоял?! Как они ушли - девять человек? Я вам говорю: это последний раз, что кто-то ушел! Вы в армии, и будете здесь до конца войны! Сейчас перемирие. Сами пришли, а значит, забудьте про дом!.. И еще... - Сармат переходит к самому важному. - У меня и у Сочи вчера пропали по бутылке "Мартини". Молите бога, чтобы это был кто-то из банды Гапона! Я, если узнаю про кого-то здесь, я этой крысе ногу во дворе прострелю! Я пьян, но справедлив!
В недвижимом строю молча стоят побежденные. Люди, добровольно пришедшие стоять за Республику. А им тут камнем по голове.
Да на хрен нужна, такая Республика!
После Сармата на сцену является Карабах - маленький, как игрушка, старик.
- Завтра у вас присяга на верность Республике. Я - старый казак, полковник. Если здесь кто-то в строю считает себя казаком - то вы еще так: говно между пальцами. Учтите, у нас в казачестве, к дисциплине очень быстро привыкните. У нас бьют нагайкой. У меня у самого припасена для вас вооооо...оот такая нагайка, - разводит он высыхающими руками. - Ну, кто хочет завтра стать казаком? Выйти из строя!
Тишина, словно все умерли. Но вот, в конце строя, неуверенный стук о пол каблуков: раз, два.
- Так... Я не понял, - шарит глазами в строю Карабах. - А еще двое, где? Кто нынче ко мне подходил.
Да, что-то после Сармата, да после нагайки, никто уж не хочет быть казаком. Карабах отыскал сам, обоих вывел из строя:
- Что, заробели?
Другие глядят на них, как на жертв.
После таких событий я завожу среди россиян поговорки: "Роботом" может стать каждый", "Каждому Гапону - по "Беркуту", "Всё ерунда: лишь бы в казаки не приняли".
Я как-то спросил про нарукавный шеврон отряда:
- Нам тоже его одевать?
- Если такой оденешь - тебе свои сразу пальцы отрежут, - выразил общие чувства один из России.
Ночью, оставив оружие, сбежали из "Беркута" еще три бойца. Один из будущих казаков. Утром на плацу торжественный праздник - присяга, и утро стрелецкой казни - прием в казаки. По двум заголенным спинам ходит нагайкою Карабах.
Мы наблюдаем с Ордой:
- Вот бы на видео снять.
- Ага: "Вступайте в Армию Новороссии!"
...ВСЕ НОЧИ ПОЛНЫЕ ОГНЯ
Мы осели по двум комнатам, и посещаем друг друга. Связист мельтешит почаще других, и за два дня сожрал у нас большую весовую коробку конфет.
- Конфеты лупить сюда ехал? - обкраденные, сидим мы на полатях, впустую хлебая чай.
- А как, вы, хотели? Война... - разводит рукам Связь. - Завтра за новой приду, - прощается он у дверей.
Не прошло чаепитие - ночной выезд. Наркоманы ограбили женщину: в поздний час шла домой, остановили, сняли золото, забрали мобильный. Мы прибыли одним экипажем и стоим на проспекте у летней шашлычной. Рядом машина комендатуры: двое бойцов с лейтенантом. Вместо милиции, которой фактически нет. Что-то объясняет муж потерпевшей, говорит, что знает тех наркоманов, называет их адреса. Ехать недалеко и нужно просто их взять. Но - не милиция. Военные. Люди разных мышлений. Был бы наряд ППС, через полчаса наркоши уже лежали бы в отделении, в наручниках и избитые. По другому нельзя. Не доходит до наркоманского сердца самый лютый приговор суда. А удар сапогом в лицо, достает до самого дна души.