Пол под ногами становился теплым. С трудом, но Оливеру удалось поднять Абби на ноги. Слезы стекали из ее широко распахнутых глаз, и Оливер понял, что сестра сейчас заревет в голос.
— Ты обещала мне, помнишь? — Оливер крепко прижал сестру к себе, обнял и медленно повел к чердачному окну. — Ты поклялась вести себя тихо. А я обещал тебе пойти мальков ловить. Вот завтра и пойдем, первым делом, как проснемся.
Оливер довел Абби до окна, изо всех сил стараясь сдержать кашель, и помог ей спуститься, невольно застонав от боли, когда сестра повисла у него на руках. Глаза Оливера слезились от дыма, кружилась голова, а сдерживать кашель стало почти невозможно. Практически ничего не соображая, он перелез через окно и свесился вниз, ногами стараясь нащупать бочку. Опоры не было, и не в силах больше держаться, Оливер разжал пальцы и упал вниз. Лишь одна его нога попала на бочку, и он тут же повалился на землю вместе с ней, крепко ударившись головой.
Сквозь треск пламени и крики старосты плач Абби был едва слышен. Оливер с трудом заставил себя подняться, схватил Абби за руку и повел в обход гнилого сарая, который староста так почему-то и не снес за все эти годы. Абби продолжала тихонько всхлипывать, пока огонь разгорался все сильнее, с дикой жадностью пожирая дом, и к тому моменту, как они завернули за угол сарая, крики старика прекратились.
— Ну, ты чего ревешь-то? Он же отступником был, понимаешь? Предал нас всех за золото инженеров. Получил, что заслуживал.
Абби ничего не ответила, и только плотнее прижалась к Оливеру. Идти так было неудобно, но он не жаловался и просто обнял сестру за плечи. Когда она практически полностью успокоилась, они вышли из-за сарая и присоединились к остальным жителям деревни, столпившимся напротив дома предателя. Никто не обратил внимания на их появление: все, как один, были зачарованы пляской пламени, взирая безмолвно и неподвижно на развернувшееся зрелище. Каждый слышал о том, что отступников надлежит живыми предавать огню, но никто в их деревне не думал, что когда-нибудь увидит этот огонь.
Оливер смотрел вместе со всеми и чувствовал неприятный холодок внутри. Не секрет, что в горах повязанным с демонами жилось куда вольготнее, чем в славной Империи — грязные дикари относились с уважением к прислужникам демонов, ценили их помощь в своих подлых набегах, кланялись им и все такое — не удивительно, что родившееся в Железной Империи инженеры старались тайком пересечь северную границу. Оливер слышал про контрабандистов, что за деньги помогали выродкам сбежать от Последней Стражи и легионерских патрулей, но никогда не думал, что кто-то из его соседей замарает руки в подобной грязи. И Стражи хотели узнать, с кем староста был в сговоре, а значит не исключено, что в деревне есть другие отступники, а может быть даже инженеры. Подлые, алчные предатели, и он делил с ними хлеб, слушал их гнилые слова — от одной мысли об этом во рту появлялся гнилостный привкус, и Оливер с отвращением сплюнул в сторону.
Но все же, хоть Оливер н не признался бы в этом даже под пытками, какая-то часть его жалела ворчливого старика. Он все еще видел перед собой его сухую дрожащую руку, из которой торчал массивный гвоздь, и слышал в своей голове крики, но тихие, словно раздающиеся где-то вдалеке.
«Нет», — одернул себя Оливер. — «Ему по делам его было отмеряно. Весь род людской предал за несколько золотых колец. Отступник. Даже имя его не произнесу более».
Дом старосты стоял особняком, и никто не пытался его тушить. Несколько искр долетели до сарая, но это сырое гнилье не загорелось бы и от брошенного факела. Когда обвалилась крыша и огонь начал потихоньку ослабевать, Кроуфорд Одноглазый развернулся к людям.
— Милостью императора, — сказал он громко, — нам даровано право ночлега под любой крышей. Однако мне бы не хотелось доставлять неудобства хозяевам. Может быть, у кого-то в доме есть лишняя комната?
Никто не поднял руки и не подал голоса: в деревне многие жили большими семьями, и три-четыре поколения нередко ютились под одной крышей, где мало у кого был свободный угол, не то, что целая комната. Оливер знал только одну маленькую семью в деревне, но когда он попытался выйти вперед, рука отца преградила ему дорогу.
— Стой и молчи, Оливер, — сказал отец, не сводя взгляда с горящих обломков. — Стой и молчи.
— Мастер Страж, — внезапно послышался голос Маркаса с противоположной стороны толпы. — У кузнеца нет жены и всего двое детей, полно места. Вы можете переночевать у них.