— Восемь, десять, одиннадцать, пятнадцать, — бормотал он себе под нос.
— А ты откуда знаешь-то, куда ногу ставить?
— Мы с Грантом и Ноксом сюда лазили раньше, смотрели, как жена старосты с Уилли Дубиной голышом обжимались.
— Фу-у-у.
— Да с другой женой, с той, что потом была, недолго. Молодая которая, красивая.
— Та, что в Граничном лесу пропала?
— Да, она.
— Все равно фу. А чего, кстати, Уилли Дубиной-то называли? Он же не особо высокий был, тощий еще.
— Я откуда знаю? Тупой потому что был, как дерево, без понятия я. Его старшие девчонки так назвали, у них и спроси. И вообще, не отвлекай меня.
Когда молодая жена старосты пропала, спустя пару дней на ее поиски отправили Уилли. «Самый сильный воин в деревне» — так сказал староста про тощего парня. И тот согласился, взял и пошел прямо в сердце Граничного леса, куда до этого уже года три как никого не пускали. И тоже сгинул. Умного человека, все же, Дубиной не назовут. С тех пор Оливер и его друзья на этот чердак лазать перестали, не за чем было, и за такое время немудрено и забыть, в каком порядке идут тихие доски, но делая шаг за шагом, Оливер легко вспоминал правильные числа. Так они добрались до места над главной комнатой.
Из щелей в полу просачивался бледный свет, и в его лучах было видно, как кружатся пылинки, выныривая из пустой темноты и исчезая в ней же мгновение спустя. Было подозрительно тихо: ни звона затачиваемых клинков, ни боевых песен Последней Стражи — ничего. Лишь тихий шорох, скрипы и неразборчивое мычание.
Оливер лег на грязный пол и прильнул к одной из особо широких щелей. Единственное, что он увидел, так это морщинистую руку старосты, сухую и дрожащую, которую кто-то прижимал к полу. Указательный палец был странно выгнут.
— Ну что там? — Абби легонько пнула Оливера ногой. — Чего они делают?
Оливер не ответил. Тень накрыла руку старика, после чего кто-то разжал скрюченные пальцы и приставил гвоздь к раскрытой ладони.
— Обычно люди начинают говорить в это время, — Оливер едва разобрал слова Одноглазого. — Предлагают деньги и ложь.
Староста ничего не ответил, и через мгновение молоток опустился на шляпку гвоздя. Старик сдавленно застонал. Оливер и раньше видел кровь, после драки или поранившись во время игры, но в этот раз все было иначе. Это была какая-то другая кровь, не такая, к которой он привык: её было совсем мало и в то же время очень много.
— Конечно, вы необычный человек. Обычный человек ни за что не согласится переправлять повязанных с демоном через границу, и неважно, сколько золота ему предложат. Хотя, если судить по стеклу на окнах, от денег вы тоже не отказывались.
Еще один удар. Оливер услышал хруст и вздрогнул.
— Старый солдат, как я понимаю, с другой стороны. Некоторые люди просто не могут проиграть, даже когда поражение — очевидный и свершившийся много лет назад факт.
Удар. Рука старосты дернулась, и наконечник гвоздя царапнул деревянный пол, но старик не издал ни звука. Сам не зная почему, Оливер хотел, чтобы тот закричал или стал браниться, умолять о пощаде, угрожать, предлагать деньги. Что угодно, лишь бы он не молчал.
— Кто помогал тебе?
Удар.
— Где вы передавали инженеров?
Удар.
— Имена, место, даты, условные сигналы.
Звон от ударов шел один за другим, каждый следующий догонял предыдущий, и гвоздь все глубже входил в окровавленную плоть. И сквозь этот громкий перезвон Оливер услышал короткий, судорожный всхлип. Сначала он подумал, что староста, наконец-то, нарушил молчание, и лишь через несколько долгих мгновений догадался повернуть голову в сторону.
Абби лежала рядом и ее хрупкое тело била нервная дрожь. Она дышала неровно, дергано и будто бы пыталась что-то сказать, но лишь тихонько всхлипывала. Она продолжала смотреть.
Звон прекратился.
— Церковь настаивает на этом… на гвоздях и прочем, — услышал Оливер голос другого Стража, шипящий, словно ядовитая змея. — Говорят, что предатели рода людского должны быть ближе к огненной тюрьме Леворукого в земных недрах.
Оливер осторожно, стараясь не скрипнуть досками, приблизился к Абби и попытался поднять ее, но та лежала, словно мертвая.
— Абби, вставай. Не смотри туда, не надо. Идем же.
Глаза и горло Оливера защипало, воздух наполнился запахом дыма.
— Но все, что говорит Церковь — брехня, и единственное, чего хочет патриарх — так это не дать предателям легкой смерти от дыма. Церкви нужна смерть от огня и страшные крики для соседей.
И староста закричал. Оливер не представлял, что человек способен издавать такие звуки, и изо всех сил старался не представлять боль, способную их вызвать.