Валя отчаянно верила в психологов, в смену обстановки, в обливания холодной водой по утрам, в пользу бананов и горячего шоколада, духовных практик, творчества, дружеской поддержки, любви и даже в Бога. Сложно вообразить себе что-то, во что Валя не верила, хотя здравого смысла, рациональности, практичности, а также изрядной доли цинизма ей было не занимать. Но настроение и веяния моды менялись, и хоть за какую-то ниточку хотелось держаться.
— Родив ребенка, ты теряешь право быть пессимистом. Такие дела, — хмыкнула Валя, разговаривая по скайпу с Ниной накануне вечером. И Нина поняла ее в меру опыта, в очередной раз про себя отметив, как интересно слушать Валю и какими бессмысленными всегда кажутся ее советы.
Прогулка не задалась. Деловой, но медлительный — даже в будний день, даже в самом сердце Дефанс, среди офисов, башен и стекло-тефлоновых небоскребов, в которых столько окон в мир, что стыдно не видеть дальше своего носа любому прохожему — Париж казался Вале игрушечным домиком, несовременным, стареньким, лишь подделывающимся под мировую столицу. И она сама, и ее семья внутри этого игрушечного пространства тоже были вынуждены подделываться и ломаться, равняясь на смутный образ настоящего идеально сконструированного мира.
— Так зачем вы купили столько персиков? Если вы хотели персиков, надо было просто сказать…
— Что ты к ним привязалась! Что купили, то купили.
— Но зачем зря деньги тратить! Нина их с таким трудом заработала!
— Как будто ты что-то понимаешь в зарабатывании денег…
Юра бесился и краснел, был готов в любой момент перелиться через край, как вскипевшая вода, в которую он по утрам регулярно забывал класть яйца, и она выкипала, а на следующий день все повторялось; и он уже не знал, какую роль играет в череде нелепых событий и в странных отношениях, невыносимых, но по большому счету единственных в его жизни; Валя бледнела, зеленела, синела, тряслась, с трудом обращала обиду в шутку, чтобы устроить скандал позже, когда девочки уснут. Но они не спали и слышали все слова.
— Персики! Не могла прицепиться к чему-нибудь другому?
— А ты?
— А что я?
— Ты хамишь по любому поводу… Я была депутатом! На минуточку!
— А ведьмой осталась на всю жизнь…
Нина лежала в комнате над спальней Кругловых и надеялась, что лучшие друзья родителей друг друга не поколотят.
Вскоре Саша в соседней комнате, через коридор от Нины, стала плакать и звать маму. Ей было страшно, хоть она и не могла объяснить, чего именно боится. Просто боялась — то ли темноты и ночи, как многие дети, то ли пиратов, которыми пугал Юра, то ли страшных снов, то ли быть одной — и не засыпала, пока Нина или мама не приходили, не ложились рядом с ней в кровать и крепко-накрепко не обещали дежурить до утра.
Широкие металлические ворота, за которыми прятался стеклянный параллелограмм, мечтающий внезапно превратиться в дубайский Бурдж-эль-Араб — подобно кривому зеркалу, искажали половину площади Дефанс — от пупка до неба. Валя ввела код и распахнула калитку, прошла по двору, мысленно ругая себя за то, что не вынесла мусор перед школой — теперь придется подняться и спуститься снова, Саша-то ведь по хозяйству никогда палец о палец не ударит. А зачем? Если мама вечно все делала за нее. Холила и лелеяла — совершенно напрасно — но с упорством маньяка и поныне продолжала сдувать с дочери пылинки.
В бардаке, из которого состоял быт Кругловых — в каждой из трех комнат можно было шею сломать, споткнувшись о груды книг, отвалившуюся ножку стула, забытый на полу утюг, рассыпанные яблоки, чьи-нибудь туфли, не убранные с января месяца сапоги, сваленное в кучу грязное белье, которое не влезло в ванную комнату, потому что она с ноготок или потому что кто-то не постарался — Валя не сразу заметила записку на кухонном столе.
«Я ушла из дома. Навсегда. Не надо меня искать. С.»
— Уходить из дома очень дорого. Так что к ужину вернется, не беспокойся, — сердито сказал Юра, недослушав речь супруги. — Она наверняка у кого-нибудь из друзей.
— А я и не беспокоюсь… Почему-то… Но у нее нет друзей, — Валя помолчала. — Такое ощущение, что она специально выкинула этот номер прямо перед нашей поездкой. Чтобы мы остались.
— До вечера мы ее найдем. Представляю, как тут Нина с ней повеселится.
— А вдруг она и правда хочет, чтобы мы остались?