Чтобы хотя бы приблизительно оценить масштабы бедствия, он достал с полки большой энциклопедический словарь, который прежде использовал только для разминки кистей и предплечий, сдул пыль с обложки и раскрыл на первой попавшейся странице.
- Валторна, - прочел он. - Валуй. Валун. Ва...
А вот с вальдшнепами обнаружилась проблема. Ну и черт бы с ними, махнул рукой Борис. Пусть летят куда хотят на радость стрелкам-спортсменам, сам-то он, по счастью, начисто лишен охотничьего азарта. Дальше...
- Валькирии. Вальмовая крыша. Ва... Да, дело табачнотухлотрубчатое, подвел итог Борис.
Он захлопнул словарь, громко чихнул и выругался. Все сходится: заковыристое словцо, принятое в среде его приятелей в далекие годы студенчества, не вызывает у него никаких затруднений, в то время как какое-то жалкое Вальпараисо... Хорошо, что интересы Бориса, равно как и интересы его фирмы, в обозримом будущем никаким боком не касаются чилийского портового городка. И плохо, просто отвратительно, что находят подтверждение его самые мрачные опасения.
Когда по прошествии пары дней он случайно раскрыл словарь на той же странице, ему не удалось осилить даже валторну.
Прятаться от реальности за стенами квартиры, перекрыв все каналы коммуникации с внешним миром на манер испуганного страуса, было поздно. Настало время взглянуть правде в глаза. Борис был не просто болен, его состояние прогрессировало. Каждая минута промедления грозила непредвиденными, но едва ли приятными последствиями.
На обдумывание этих очевидных вещей Борис потратил еще двое суток. Он никак не мог решиться, в глубине души надеясь, что каким-то чудом все восстановится само собой. Надежда медленно истаивала.
Наконец ровно через неделю после последнего в своей жизни бизнес-ланча он решил обратиться к специалисту.
"УЗИграмма, рентгенограмма, энцефалограмма... Еще какая-то томограмма с трехбуквенным префиксом... ЯМР, что ли? Жуть! Да как он разбирается во всех этих граммах без ста грамм? - то ли восхищался, то ли негодовал Борис, глядя, как доктор с задумчивым видом перекладывает на столе листочки с цветными диаграммами и таблицами. - Надеюсь, по крайней мере неплохо?"
Доктор был молод, раза в полтора моложе Бориса, и это был существенный минус. Борис не очень-то доверял тем, кто моложе его, считая знания, не подкрепленные жизненным опытом, не вполне полноценными. Зато услуги молодого врача оценивались весьма недешево, дороже, чем внимание многих бородатых профессоров и академиков, и это был существенный плюс. Хорошо оплачиваемым специалистам Борис доверял несколько больше. Увы, стоимость услуги не всегда отражает ее качество, но раз не существует более точных критериев, приходится довольствоваться тем, что есть. Этому врачу, судя по плате за консультацию, Борис мог доверять как себе самому.
- Вы не левша? - неожиданно спросил доктор, не отрывая взгляда от графика, на котором синяя и красная кривые нервно неслись куда-то ввысь, всю дорогу норовя перескочить друг через друга.
- Нет.
- Может быть, переученный?
- Нет.
- Жаль. У переученных левшей центр речеобразования иногда мигрирует в другое полушарие, - пояснил доктор. - Но раз вы говорите, что не левша... Жаль.
- И тем не менее ответ отрицательный, - твердо стоял на своем Борис.
- А болели в последний раз давно?
- Чем?
- Неважно. Чем угодно.
Борис задумался.
- Не помню. В этом году, кажется, еще нет, - ответил он, не заботясь о том, не огорчит ли такой ответ доктора.
Доктор закончил тасовать листки с результатами обследования, выбил пальцами короткую дробь по столу и поднял на Бориса вообще-то смешливые, но в данный момент крайне серьезные глаза.
- Все речевые центры в норме, - сказал он. - Речевой круг работает стабильно, нет даже периодических разрывов. С определенностью можно сказать, что у вас НЕ заикание.
Он так подчеркнул это НЕ, что, случись это на бумаге, на гладкой полировке стола осталась бы царапина.
Губы Бориса нервно дернулись. Он знал, что у него НЕ заикание и НЕ испытывал по этому поводу особой радости. Заикание хотя бы оставляет возможность, пусть с превеликими трудностями, пусть в час по чайной ложке и с искаженным лицом, но донести свои мысли до окружающих. Неведомая хворь, поразившая Бориса, была хуже заикания, она не оставляла шансов.
- Что-нибудь конкретное вас беспокоит? - уточнил врач. - Головные боли, температура, плохой сон?
Борис поморщился. Как объяснить этому молодому и симпатичному человеку, что как раз "конкретное" его и беспокоит? С этим краеугольным словом современного бизнеса он распрощался еще позавчера. Вот в чем его головная боль, вот отчего его лоб пылает так, что, кажется, вот-вот задымит. А плохой сон... Он мог бы пересказать доктору свой сегодняшний сон, действительно плохой, можно сказать, кошмар, но что толку?
- Доктор... - начал он, стараясь говорить спокойно и четко, предельно простым языком. - Меня беспокоит то, что я не могу произносить некоторые слова. Я могу их написать, прочесть - все, что угодно, только не проговорить вслух. Это как... немота. Но не обычная, когда речь отключается полностью, а...
- Избирательная?
- Да. Как затмение, которое не проходит. И таких слов с каждым днем становится все больше. Вот что меня беспокоит.
- Некоторые слова... - повторил доктор. - Какие например? - спросил он, и когда Борис уже открыл было рот и пару раз хватанул воздуха, прежде чем разразиться чем-нибудь простым и нелицеприятным, быстро вскинул руки в жесте защиты или признания поражения. - Не напрягайтесь так, я пошутил! Спокойней... Знаете, что может быть хуже, чем недооценивать собственные проблемы? Относиться к ним чересчур серьезно. Так что расслабьтесь, пожалуйста, хотя бы чуть-чуть.
- Доктор, я... люблю говорить. - Борис сделал паузу и попробовал снова, ближе к правде. - Мне нужно говорить. Я привык. Я работаю с людьми, и мне приходится часто и помногу разговаривать, каждый день. Доктор...
- Понимаю, понимаю. Скажите, вы много работали в последнее время?
Борис пожал плечами. А кто сейчас может позволить себе работать мало? - говорило это движение. Только тот, кто не боится остаться без работы вообще.
- Ну хорошо... Смотрите. - Доктор взял чистый лист и занес над ним карандаш, доверительным жестом пригласив Бориса придвинуться поближе к столу. - Человеческая речь представляет собой круговой процесс. Изобразим так называемый речевой круг, - предложил он, но нарисовал почему-то треугольник. Его вершины он снабдил надписями: "Ц. Брока", "Ц. Вернике", "Ассоциативный ц.".
"А доктор-то, похоже, из породы тех, кто считает своим долгом объяснить пациенту, как в идеале должен работать его организм... Особенно когда представления не имеет, что же в нем разладилось", - отстраненно подумал Борис. И в очередной раз пожалел, что не записался на прием к кому-нибудь постарше. Он еще немного послушал, как доктор делится с ним сокровенными знаниями, очень наглядно и доходчиво объясняя то, как какая-то точка в его левом полушарии управляет речевой мускулатурой, как другая точка помогает ему отличить собственную речь от чужой, а третья отвечает за структуру фраз и предложений. А потом спросил, прервав объяснение на полуслове:
- Скажите, это ведь не ИНДРА?
Врач вздохнул, бросил карандаш на стол и посмотрел прямо в глаза Борису. В выражении его лица не было презрительного недовольства специалиста, в присутствии которого ставит диагноз явный дилетант, разок полиставший медицинскую энциклопедию или нахватавшийся знаний из сомнительных сетевых источников. Лишь предельная искренность.
- Не волнуйтесь. У нас нет никаких оснований для подобных утверждений.
- Но ведь нет и никаких причин, чтобы это... это о... - Борис мгновенно напрягся.
- Что такое? Вы снова что-то... потеряли? Только что?
- Доктор, я же всего... пять минут назад... - Борис чувствовал, как быстро краснеют шея и лицо, а на глаза наворачиваются жгучие слезы обиды. Вы же сами слышали... - Он порывисто вдохнул, загоняя назад неуместный всхлип.