Терра, Надя, любит слушать эту историю. С истинной кровожадности дочери Мрака. Ее не пугает ни кровь, ни смерть. Ее вообще ничего не пугает. Как и меня с тех пор. Ничего кроме жизни. И боюсь я не за себя а за них. Ноя молчу и улыбаюсь. Наверное, я еще немного боюсь. Иначе как обьяснить то, что я до сих пор не сказала «люблю» мужчине, который вынес меня из той ямы на руках? Который выхаживал меня, который кормил с ложечки, заставлял есть, вставать, ходить. Который оттаскивал меня от кургана, где похоронен Влад и слушал, выслушивал мои проклятия. Который не давал мне в порыве то ли гормонального сбоя, то ли от пережитого, довершить начатое богами. Я пыталась умереть. Уже добровольно. Влад, тот самый Влад, в любовь которого я так долго и упорно не верила – любил меня. Любил настолько, что пожертвовал своей жизнью на той самой земле, довершив, напитав землю и своей кровью. Скрыв мою как незначительную, недостаточную. Мирак мне рассказывал, доказывал, врал и уговаривал, но я только открыв глаза уже знала всю правду. Поцелуй Эргоса открвл мне истину более не прибегая к любому из даров ведимий – я не читала мысли, я не считывала чувства людей. Было только знание. Я или знала все, или ничего. Я была снова обычным человеком без каких-либо сверх способностей лишь иногда я знала чуть больше, чем другие. И все же я пыталась умереть. Зная правду.
Земля дала им обоим выбор – нужна жертва. Один из двоих. Тот, кто любит должен умереть. Отдать свою жизнь за жизнь. В пределах своей власти земля могла решать, кто живет, или умрет. Но не могла в пределах вселенной – вселенная ждала отнятую жизнь. Владислав предложил себя. И Мирак принял этот выбор. Во имя дочери. О моей беременности он знал еще со времен появления в лагере темных. И отказаться от жертвы, оставить дочь он не смог. В гневе я много сказала ему. И многое из того, что сказала я.. чувствовала, но не думала так. После гнева пришла апатия. А после попытки суицида. Я винила уже себя. Я все еще не понимаю, чем тогда руководствовалась. Горем? Другого обьяснения найти я не могла. Я понимала Мирака, и даже больше, я знала, что его жертва неприемлема – жертва должна была быть от того, кто любил меня больше всего. А Мир любил не только меня. Оба мужчины любили и себя, но после всего что случилось, Владислав воздвиг мне в душе своей памятник. Для него я стала кем-то вроде божества, идеала любви. Я пошла против царя и людей, лишь бы вернуть его. Сейчас мне кажется, что у нас ничего бы не получилось. Богам поклоняются, но с богами не живут. Не рожают детей, не ссорятся, не обнимаются. Боги не имеют права на ошибку. А я была все же человеком. Хоть и странного происхождения, с неясными дивными способностями. Но человеком. И Мирак, мой Мирак, которого про себя я все же называю Миррий (возлюбленный мой), он меня далеко не боготворит. Любит. Но.. любит как женщину. Как мать его ребенка. Не богиню. И, если уж копаться в божественности, то и он тоже, потомок богов. Так что мы с ним на равных. Ну, и, если мерятся тем, кто кого спас. То я однозначно проигрываю.
Дочь у нас получилась настоящим чудом. Так что и тут я оказалась не права. Миру, этому миру, тоже присущи чудеса. Терра – по настоянию отца, Надя, по моему желанию. И Эргос. Потому что она и есть сама жизнь. Для нас с Миром. Скоро ей десять, еще пара месяцев. Она, безусловно, светлый ребенок, хоть и с бледной Мирака кожей, его темными глазками и полными чувственными губками. От меня дочь, если что и взяла, если подумать, так только упрямство и любовь к спорам. И зубы. Слава всем богам, они у нее человеческие. Меня все еще пугает акулья улыбка Мирака. Хотя, на проверку, зубы все же его не столь остры, как у хищников. Целоваться с ним очень приятно. Теперь, без иллюзий и взаимных манипуляций, я могу искренне и чистосердечно признаться – Мирак лучший любовник, которого мне доводилось встречать во всех мирах. И муж. И отец.. Но я это уже упоминала.
Владислава мы похоронили подле храма. Курган воину – так называется эта могила и памятник, что поставлен на ней. Каменный щит и серебряный меч. Раз в год я навещаю его могилу. Но больше не от тоски, а лишь в благодарность за ту жизнь, что он мне подарил. И, если у нас с Мираком будет сын, а он будет (это я тоже знаю, как знаю, что Владислав меня любил), я назову его Владиславом. Конечно, Мирак будет против (это уже и знать не надо, достаточно реакции мужа на мои поездки к кургану). И мне стоило бы, наверное, все это не писать, а рассказать Миру как есть. Глядя в глаза. Но я пока к этому не готова. Да, мы поженились. В том самом храме незадолго до рождения дочери. По обычаям этого мира я сплела из роз венок, без шипов, но тогда еще тяжестью на сердце. К рождению малышки я успокоилась. Но Мирак еще долго не верил мне и следил, не отпускал и пытался контролировать каждый мой шаг. Вдруг я пойду не гулять, а прыгать с утеса? Сейчас мне об этом вспоминать стыдно. И мы стараемся этого не делать, не вспоминаем и не говорим о прошлом. Разрешены только сказки для Терры-Надежды, и то с очень жесткой цензурой (наша история завершается спасением меня).