- Когда мы ехали, она всегда сидела на ручке сиденья у Джейка и, когда впереди оказывался красный свет, смотрела на него, а когда он сменялся зеленым, взлаивала, словно напоминала, что надо двигаться. Чудесная была собачка.
Передо мной были широкие заостренные уши, глаза навыкате и крысиный нос. Собаки никогда не получаются на фото. Десятки раз я снимал их, и всегда получались календарные картинки. Настоящей собаки не видно, совсем не видно. Может быть, дело в отсутствии лицевых мышц? Собаки не умеют улыбаться, что бы ни говорили их владельцы. На снимках людей видно, как меняется человек с годами. А у собаки всегда одно и то же выражение, закрепленное воспитанием, для каждой породы свое: ищейка - мрачная, колли - бодрая, дворняга - озорная. А все прочее - выдумки любящего хозяина, готового утверждать, что не различающая цветов чихуахуа с мозгом величиной с фасолинку замечает перемену цвета в светофоре. Впрочем, моя теория ничего не стоит, разумеется. Кошки тоже не улыбаются, у них тоже нет лицевых мышц, но их можно фотографировать. Снимки великолепно отражают кошачьи самодовольство, хитрость, презрение. Может быть, фотографу не удается "схватить" то единственное, что выражают собаки, - любовь.
Я все смотрел на фото.
- Славная была, видно, собачка, - сказал я наконец, возвращая снимок хозяйке. - Должно быть, совсем маленькая?
- Я могла носить Тако в кармане. Это не мы назвали ее Тако, а один человек в Калифорнии, ее первый хозяин, - сказала она, словно и сама понимала, что разглядеть собачку на фото не удается, и думала, что, если бы это она дала ей имя, получилось бы по-другому: и имя, и собачка стали бы более настоящими. Словно в имени могло содержаться то, что не получалось на фотографии: все поведение собачки и то, что она значила для своей хозяйки.
Увы, имена ничего об этом не говорят. Я ведь сам дал имя своему Аберфану. Помощник ветеринара, услышав это имя, впечатал в компьютер "Абрахам".
"Возраст?" - спросил он спокойно, хотя ему вовсе не надо было вводить данные в компьютер, а следовало помогать ветеринару в операционной.
"Да вот же тут все перед вами, черт побери", - не выдержал я.
"Я не вижу, где тут Абрахам..." - упрямо тянул он.
"Аберфан, черт возьми! Аберфан!"
"Ага, вот где", - равнодушно проговорил помощник, найдя наконец данные.
Кэти, стоявшая за конторкой, подняла лицо от экрана компьютера. Упавшим голосом она произнесла: "У него была эта новая паравирусная инфекция и он выжил?"
"Да, он переболел новым вирусом, но он был жив, пока вы не попались ему на пути".
- У меня была австралийская овчарка, - поделился я с миссис Эмблер.
Тут в фургон вошел Джейк с пластмассовым ведерком в руках.
- Что же ты так долго? - спросила миссис Эмблер. - Кофе стынет.
- Надо уж отмыть как следует нашу старушку Винни. - Он всунул ведерко в тесную раковину и стал энергично нажимать на насос. - Очень уж она запылилась в этих песках.
- Я рассказывала мистеру Маккоуму про Тако, - сказала жена. Она привстала и протянула мужу чашку: - Выпей, а то кофе совсем остынет.
- Минуточку, сейчас. - Он перестал работать насосом и вытащил ведерко из раковины.
- У мистера Маккоума тоже была собака, - продолжала старушка, все еще протягивая чашку. - У него была австралийская овчарка. А я ему рассказала о нашей Тако.
- Это ему неинтересно. - Джейк с женой обменялись понимающими взглядами, на которые супруги бывают такие мастера. - Ты ему про "виннебаго" расскажи. Он ведь за этим приехал.
Джейк выбрался из фургона. Я завинтил колпачок и убрал телекамеру в футляр. Старушка повернулась к плитке, сняла крошечную кастрюльку, вылила в нее кофе. Я сказал:
- Кажется, я уже все отснял, что требовалось.
Она не обернулась.
- Он Тако никогда не любил. Даже не позволял ей спать с нами. Говорил, у него ноги затекают от этого. А ведь собачка была такая маленькая, ничего почти не весила.
Я отвинтил колпачок телекамеры.
- Знаете, что мы делали в тот день, когда она умерла? Пошли за покупками. Я не хотела оставлять ее одну, а Джейк сказал, что ничего с ней не сделается. В тот день было градусов тридцать, он все таскал меня из магазина в магазин, а когда мы вернулись, собачка уже умерла. - Она поставила кастрюльку на плитку и зажгла горелку. - Ветеринар сказал, что это новый паравирус, но я-то знаю, что она умерла от сердца, бедняжечка.
Я аккуратно поставил аппарат на пластмассовый столик, высчитав направление объектива.
- Когда умерла Тако? - спросил я, чтобы женщина обернулась.
- В девяносто шестом. - Она повернулась ко мне, и я почти беззвучно нажал на кнопку. Но лицо все-таки было, как полагается, на публику: извиняющаяся улыбка, чуть сконфуженно. - Ох, сколько уже времени прошло!
Я встал, собрал свои фотокамеры и вновь сказал:
- Кажется, я все уже заснял, что требовалось. А если нет, я еще раз подойду.
- Не забудьте свой чемоданчик. - Она подала мне айзенштадт. - А от чего умерла ваша собака? Тоже от этой инфекции?
- Мой пес умер пятнадцать лет тому назад. В две тысячи тринадцатом году.
Она кивнула понимающе.
- Это была третья волна.
Я выбрался наружу. Джейк стоял за машиной, под задними окнами, с ведерком в руках. Он перехватил его в левую руку, а правую протянул мне:
- Все сняли, что надо?
- Да. Ваша жена мне вроде все показала.
Я пожал ему руку.
- Приезжайте, если вам еще снимки понадобятся. - Его голос звучал, кажется, еще дружелюбнее, откровеннее, бодрее. - Мы с миссис Эмблер всегда рады помочь средствам информации.
- Ваша жена рассказала мне о собачке, которая у вас была. - Мне хотелось, собственно, посмотреть, как эти слова на него подействуют.
- Да, жена все тоскует о собачонке, хотя уж столько лет прошло, проговорил он с той же извиняющейся улыбкой, какую я уже видел у его жены. - Умерла от нововирусной инфекции. Я говорил, что надо сделать прививку, а жена все откладывала. - Он покачал головой. - Ну, это не ее вина, конечно. Вы ведь знаете, кто виноват в том, что эта инфекция распространилась, не так ли?