Шли месяцы, а известий от Сони и друзей, которые были рядом с ней в первые дни войны, не поступало. Фронт между тем приближался к Москве.
Нет, он не мог дальше оставаться без дела. Отчаявшись дождаться положительного ответа на рапорты с просьбой направить его в действующую армию, Мирковский попросил забросить его работать в тыл врага. Он так и написал — работать, и то, что под этим подразумевалось, было предельно ясно его начальникам. Человек добровольно обрекал себя на трудности, с которыми мало что может сравниться, на жизнь, полную смертельной опасности и лишений.
Доводы, которые приводил Евгений Иванович, были вескими. Для этого достаточно было заглянуть в его послужной список. С двадцать седьмого года в пограничных войсках. Проявил себя умелым работником, не раз руководил ответственными операциями по захвату агентов иностранных разведок, сам многократно задерживал шпионов и диверсантов. Награжден именным оружием…
Собственно говоря, те, кто направлял его сюда, на курсы усовершенствования, и те, кто его теперь обучал, прекрасно знали его возможности, биографию и деятельность на границе. В нем, как в большинстве офицеров-пограничников, сочеталось сразу несколько важных качеств: «боевика» — человека, умеющего непосредственно вступить в единоборство с врагом, следовательно, способного предугадывать поведение противника, вести психологическую борьбу, и еще — командира, руководителя. Все это было у Мирковского в послужном списке.
Участвовал в сложных поисках, сутками мерз в засадах и «секретах», тонул на Немане, преследуя нарушителя. И все же то была мирная пора. Во всяком случае для страны. Была семья, дом, в котором он далеко не всегда ночевал. Но все же в редкие свободные часы нежился в тепле детского звонкого, беззаботного смеха.
А потом, на другой день, рисковал. Часто приходилось рисковать.
Вспомнить хотя бы то дело, когда ждали «Лупатого»: еще тот вражеский агент проходил под кличками «Саша» и «Губан». Поступили сведения: приедет он с той стороны с напарником, оба вооружены. Документы им сфабрикованы по высшему классу, сразу подделки не обнаружишь. Но известны приметы «Лупатого» — рост, прическа, цвет глаз, манера ходить и толстая, оттопыренная нижняя губа. Есть предположение, что оба до Минска не проследуют, кто-то сойдет с поезда раньше…
Это было за несколько лет до войны.
Четырнадцать суток караулил Мирковский «Лупатого». А поскольку могло быть оказано вооруженное сопротивление, сопровождал Евгения Ивановича наряд пограничников. Прошли все возможные сроки появления «гостей». И вот однажды Мирковский вышел один на перрон станции Безлюдное. Прошелся, увидел человека с небольшим саквояжем в левой руке, правая в кармане. Приблизился, что-то екнуло внутри: «Он». Тот же рост, походка и… губа…
— Ваши документы! — возможно спокойней спросил Мирковский.
Человек поставил саквояж. Левой рукой достал паспорт. На лице полнейшее равнодушие: проверяйте, мол, раз так положено.
Евгений Иванович листал странички: все чисто, и подписи и печати какие следует. А сам, не поднимая глаз, внимательно следил за правой рукой «Лупатого». Он уже не сомневался, что это именно «Лупатый». Теперь главное, не спугнуть и что-то предпринять. Что? И тут же пришло решение.
— Все в порядке, — улыбнулся он и протянул паспорт под правую руку агента. Тот кивнул и, успокоившись, вынул руку из кармана, взял документ. Мгновение — пограничник выхватил пистолет из оттопыренного кармана «Лупатого» и отскочил ему за спину.
— Тихо, Саша, мы тебя две недели ждем!
«Лупатый» оторопел, никак не ожидая такого оборота дела. Понял: сопротивление бесполезно.
На допросе не упирался, дал показания. Напарник его был задержан в Минске сутки спустя…
Другой случай. И в нем Мирковский сыграл немаловажную роль. В купе международного вагона атташе одного из государств и журналист иностранной газеты пытались в чемоданах вывезти за рубеж агентов. Проверять багаж дипломатов дело скандальное. Но подозрение было обоснованно. Нужно было иметь зоркий глаз, чтобы по приметам определить: в купе едут не два человека. А потом странные прорези в чемоданах. Иностранцы готовы были заявить протест на самоуправство советских пограничных властей. Ох, какие ядовитые слова сыпались в их адрес. Чемоданы даже не открывались. Один из них «случайно» уронили. Изнутри раздался стон. Потом возглас о помощи. Не всякому хватит выдержки несколько минут простоять вниз головой…