Александр резко отдернул руку и по привычке запихнул палец в рот, хотя это не помогло ничем. Боль держалась некоторое время, но постепенно ушла, оставив небольшое чувство присутствия на пальце.
В свою очередь создание в теле Карпачова тоже ощутило боль. Оно нервно задрыгалось, затем несколько раз сильно раздулось, при этом увеличиваясь почти в три раза, а затем сдувалось, уменьшаясь до минимальных размеров. В итоге создание замерло и съежилось.
«Умерло, что ли», – подумал Карпачев – «Эх, жаль, что я раньше так выходить из тела не мог, глядишь, всех бы и передушил. Однако когда он подумал о том, чтобы вновь прикоснуться к своему лежащему телу, сознание, помня боль от предыдущего прикосновения, четко дало понять, что повторить это Карпачев просто не сможет.
В раздумьях над происходящим и созерцая свое тело, Карпачев, видимо, провел достаточно большое количество времени. За окном посветлело, запели птицы, и Александр, оставив свое занятие, вновь подошел к окну.
За окном его ждал, в общем-то, привычный пейзаж.
Любимый пруд, любимая беседка. Яблоня, посаженная лет пять назад, так и не родившая ни разу. Прочие элементы быта двора. Небо было ясным и безоблачным. Погода обещала быть хорошей и радостной. От того, что Карпачев видел вокруг себя каждый день, теперь отличалось только одно необъяснимое обстоятельство.
Далеко, в районе соседнего поселка Рябиновки, примерно с правой его окраины, в небо поднимался четкий прямой столб света. Свет был ярко белым и держался около минуты, после чего постепенно, довольно быстро стал исчезать снизу-вверх и в итоге пропал. Осмотревшись вокруг и, в общем-то, присмотревшись, Карпачев увидел еще несколько подобных лучей, но более тусклых и мелких. Они то там, то сям возникали, то из пруда, то из леса, но быстро сворачивались и пропадали.
«Любопытно, что это?» – подумал Александр, но мысли его были прерваны открывающейся в спальню дверью.
Карпачев повернулся.
В комнату вошла Маша. Увидев мужа, лежащего на кровати, она моментально все поняла и дико закричала.
– Саша! Сашенька! Милый мой! Нет, ну нееееет!
И начало громко навзрыд рыдать. Карпачев захотел подойти к жене и обнять ее. Чувство, родившееся в нем, заставляло его разрыдаться самого, но почему-то этого не происходило.
Обнять Машу не удалось.
Боль от прикосновения к ее телу была просто невыносимой.
Однако, подойдя к Маше, Александр заметил то, что раньше при свете дня не разглядел.
Машино тело напоминало его самого, лежавшего на кровати, такой же воздушный шар, но светилось оно не голубым, а нежно золотистым светом. От увиденного Карпачев замер на месте и начал рассматривать тело Маши. Как и в случае со своими органами, рассмотреть он мог только один за раз. Одежда при этом просвечивалась как клеенка, и узоры на домашнем платье Маши были похожи на рекламный принт прозрачного пакета в супермаркете.
Вот на правом глазу расположился еле заметный паучок. Вообще не похожий на слизней в теле Карпачова. Паучок раскинул еле видные ножки-паутинки и шевелил ими, щекоча поверхность органа.
Карпачев вспомнил, как совсем недавно, в беседе с Машей, та говорила ему о том, что стала видеть правым глазом хуже, чем левым. Саша еще тогда посоветовал жене обратиться к окулисту.
Больше никаких особых новообразований в теле у супруги Карпачев не заметил. Кое-где в золотистых суставах он увидел черные камни солей, а на мизинце и безымянном пальце левой ноги заметил зеленоватую плесень. Когда-то Маша говорила ему о том, что в сырую погоду у нее болят пальцы на левой ноге…
Наблюдая за рыдающей Машей, Карпачев наконец-то четко осознал, что больше никогда не сможет прикоснуться к ней и обнять. Что больше не сможет обнять никого.
Что он умер.
– Машенька, – тихо произнес он.
Маша продолжала рыдать и мужа не услышала.
– Машуля, – более громко повторил он.
Реакция продолжала быть неизменной.
– Машааа!– закричал Карпачев и попытался схватить жену за плечи.
Вновь жуткая боль в руках. Вновь отсутствие реакции у Маши, как на голос, так и на прикосновение.
«Я призрак,– подумал Карпачев, – я чертов дух. И что же мне теперь делать?»
Так Александр и продолжал стоять возле Маши, которая бесконечно жалобно рыдала и за что-то постоянно просила прощения у него.
Видимо, когда закончились слезы, Маша встала с колен и отошла от кровати мужа. Сделала несколько шагов к креслу и рухнула в него. Затем, достав из кармана мобилку, набрала номер.
– Миша! Папы больше нет…
Затем помолчав некоторое время, видимо, ожидая ответа и услышав его, сказала:
– Приезжай скорее, я не могу…